Алиса Лунина - Под крылом Ангела

Павел взглянул на нее, и все… Свершилось в веках. Любовь как стихия, болезнь, наваждение или даже «случайная смерть». И посыпались звезды из глаз…

Несколько месяцев невозможного счастья и королевской милости, а потом королева его разлюбила, о чем беспощадно, по-монаршему, не преминула сообщить. «Мой мальчик, мы больше не можем быть вместе».

Типа, всем спасибо, все свободны.

А то, что у него в душе как после атомного взрыва — на это ей, конечно, наплевать. Не королевская забота…

Растерянный, да что там — раздавленный, он жалко умолял, кричал, взывал к ней: «Но ты не можешь так со мной поступить, я не верю, что кончилось, исчезло, ведь любовь была! Была! Или?..»

Вместо ответа презрительно и холодно: «Павлик, зачем ты меня мучаешь? И без того хреново…»

«Потому что я тебя люблю!» — а что еще он мог ей ответить?

Кончилось тем, что она запретила ему приходить. А он ничего не мог с собой поделать — бежал к ней как одержимый. Тупость какая-то или наваждение. Но ему необходимо было слышать любимый голос. Чувствовать запах ее духов. Любить ее, ненавидеть, обожествлять и проклинать.

Совсем стало плохо — до умопомрачения, — когда у нее появился любовник, жеманный и напомаженный актеришка, снимающийся в дурных, отстойных сериалах. Павел даже был разочарован: «Ну как она могла прельстится такой дешевкой? А ведь прельстилась! Смотрит на актеришку с бараньим обожанием в глазах, только что слюни не пускает… Дура. Забыть бы тебя, как кошмарный сон, старая идиотка… Но… Не могу — не могу…»

И он снова шел к ней, презирая себя… И плакал, и падал в ноги, и был отвергнут. А потом появилась Зоя. Дальняя родственница из захудалой провинции.

«Солнце! Помоги мне, — капризно сказало божество по имени Барбара. — Я сейчас занята. У меня работа. Есть девочка. Славная, наивная такая. Ей скучно. Займись ею».

Сказала «займись ею» с какой-то особенной интонацией.

И он решил на самом деле «заняться» девочкой. Барбаре назло.

А девочка оказалась чистая Татьяна Ларина, любимая героиня русской классической литературы, такая наивная, прямо до дури… Нелепая. Смешная… Охи-вздохи: «Ах, как красиво — дворцы, ангелы, смотри, как светится шапочка Исаакиевского собора, и Ангел плывет над городом, ах!»

Ох, ах! Надоела!

Да, в итоге она ему надоела. Да еще на кой-то черт влюбилась в него… Глазенками хлопает и смотрит с восторгом, как болонка на хозяина. А его это не трогает.

Вообще-то девчонка, конечно, ничего: фигурка, ножки — модельный стандарт. Ну хоть в чем-то бедняжке повезло. Но какая-то провинциальная, что ли… Лоску нет. Шику нет. Флеру нет. А он, после Барбары, уже знал в этом толк.

Самое паршивое, что эта идиотка Зоя вбила в голову, что его непременно нужно спасать — от несчастной любви, самого себя, простуды и инопланетян. От всего сразу, и неважно, хочет ли он быть спасенным.

Прямо МЧС, а не Зоя. Точно любимая героиня русской литературы! Пушкин, Тургенев, Островский и хрен знает кто еще — в одной девушке.

«Графиня бежала в слезах к пруду топиться». Нелепость какая-то…

Его раздражали Зоина непосредственность и восторженность, он усматривал в этом провинциальность. «Ах, буддистский храм! Павлик, надо непременно ехать в дождь к храму и слушать, как капли барабанят по крыше!»

И ведь не забыла — через несколько дней, в сильный ливень, снова заныла:

«Храм, капли по крыше…»

Да с какой радости в дождь он должен тащиться куда-то в Старую деревню, смотреть буддистский храм?! Спасибо, видели. И в дождь, и в ясную погоду.

Или, скажем, ее бесконечные восторженные восклицания: «Павлик, в Манеже выставка… (очередного непризнанного гения), нам непременно надо пойти!»

Он, не в силах сдержать иронии: «Для чего? В твоей жизни что-то изменится, если ты увидишь эти каки-маляки?»

Она хмурится в ответ и готова расплакаться: «Зачем ты так?»

А недавно предложила в сильный мороз ехать в Кронштадт. При этом за окном, между прочим, минус семнадцать, метель, и все замело снегом.

«Зоя, ты совсем больная?»

«Ну, как ты не понимаешь, Пашенька! Финский залив — белый берег, только ветер и снег! Это чудесно!»

Нет, Пашенька не понимает. Пашенька предпочитает в такую погоду сидеть дома. Чай пить, телик смотреть. А ты, Зоя, Мишу позови, он тоже на всю голову больной… Вот и будет вам ветер и снег на пару.

Кстати, Миша-то и впрямь Зойкиными бреднями проникся и совсем не против с ней по белому берегу гулять.

Павел недавно заговорил с ним про Зою, а Мишка и говорит:

— Слышь, Паша… Хорош девочке мозги пудрить…

Павел ему лаконично:

— А тебе не все равно?

— Ты же по этой своей писательнице сохнешь?

— Ну, допустим. И чего?

— Оставь Зою в покое.

— Сам подкатываешься?

— У меня все серьезно, — отрезал Миша.

Павел расхохотался:

— Не обломится! Она от меня прямо млеет. Готова отдаться по первому зову.

Миша ничего не сказал, но так посмотрел, что Павел осекся (правда, что ли, серьезно?) и ушел. И дружбе конец. Ну и ладно.

Достали… И Наина, и дед постоянно дудят ему в уши, какая Зоя хорошая и как она ему чудесным образом подходит.

А хуже всего, когда эту волынку заводит Барбара: «Павлик, ты такой хороший, славный мальчик, а Зоя чудесная девочка, вы просто созданы друг для друга! Приглядись к ней — тебе нужна она, а не я!»

Павла от этого ее мамочкиного тона просто корежит.

Отстаньте от меня с вашей Зоей…

До Нового года меньше часа… Вот ведь придумали себе праздничек — смена времен… Павел хлебнул еще шампанского — прямо из бутылки.

Надо же — еще один год коту под хвост. Что-то он все ищет, ищет, а чего именно, и где — непонятно. Пока только Барбару нашел и с ней нарыл себе соплей и страданий…

Между прочим, он честно пытался себя организовать, построить — ать-два, забудь про любовь, найди себе смысл или хотя бы какое-то дело, но что-то пока не получается.

Хорошо, наверное, быть цельным, целеустремленным человеком. Очень хорошо. Вот Миша такой. Исключительно положительный тип. Читает кодекс самураев, знает чего и как. По вечерам медитирует, смотрит общеобразовательные фильмы и спасает планету. Молодец. Ну очень волевой и организованный человек. Сознательно избрал для себя путь воина. Опять же при деле — кормит вегетарианцев и зарабатывает на этом — на жизнь хватает. А Павел до сих пор на дедовой шее сидит, стипендия-то сущие гроши.

Он, положим, тоже бы не отказался стать волевым и целеустремленным, да и в воины податься — плохо, что ли? Кому ж приятно быть плаксивым жалким Пьеро?

Но что-то с воином у него не выходит… Это, наверное, надо сразу таким родиться, как Миша, а вылепить из себя воина усилием воли не получится, да и нет ее, силы воли-то. Сила есть, воля есть, а силы воли нету.