Чевгун Федорович - Если можешь – беги…

– Пиво будешь? Японское. Холодненькое!

Это сейчас баночное пиво на каждом углу, а тогда оно было большой редкостью.

– Ну, если только японское, – гость повертел в руках банку. – Попробуем, чем вас здесь травят!

"Пока все эти "сахалянчики" да "глобусы" закон не нарушают – мы их не трогаем, – любил повторять на оперативных совещаниях майор Колючко. – Но пусть они попробуют хоть на чуть-чуть закон подвинуть – как миленьких, возьмем!" Но вот беда: "авторитеты", как на грех, вели себя на редкость пассивно: убивать – не убивали, на дорогах разбойничать с ножом тоже вроде не разбойничали. Так что 6 отделу оставалось лишь приглядывать за местными и заезжими "авторитетами" – и копить на них оперативную информацию (с расчетом на будущие их прегрешения), копить – и приглядывать, приглядывать – и копить…

Ржавый был у оперов под круглосуточным наблюдением. И, когда, отоспавшись после полета в 'Кентавре', он отправился на встречу с Гарцем, оперативники аккуратно пристроились за каратовской 'тойотой'. Будто связанные одной нитью, машины проехали по улице Ленина, свернули налево к рынку и мимо него помчались по направлению к Холмску – к ресторану "Митяй", где их должен был ждать Гарц.

Надо отдать должное Каратову – место для встречи он выбрал весьма удачное. Едва Каратов с московским гостем вошли в помещение, "Митяй" (впрочем, по паспорту он значился как Дмитрий Алексеевич Ступин) вывесил на дверь табличку: "Извините, у нас санитарный день!". Так что подъехавшим операм только и оставалось, что плюнуть с досады и отъехать от "Митяя" на безопасное расстояние. Машина, надолго остановившаяся перед закрытым рестораном, могла вызвать подозрения у тех, кто находился в зале. А это в планы майора Колючко, естественно, не входило.

Остановившись в отдалении, Семенов передал "Орловке", что "клиент в адресе", но "дорожка не просматривается". "Орловка" коротко выругалась в эфир и приказала оставаться на связи.

Они сухо пожали друг другу руки и втроем присели к столу. "Митяй"- Ступин сам подал гостям выпить-закусить и ушел на кухню – колдовать над жарким и заодно уж присматривать за тем, чтобы в зале не было посторонних.

Трое выпили традиционную – "за встречу", слегка потревожили закуску.

– Ну что, братки? Я вас слушаю, – сказал московский гость и посмотрел на Каратова. – Наверное, с тебя, Игорек, начнем?

С минуту Каратов молчал. Он думал, с чего лучше начать: с умиротворяющих нот или с обвинений? Решил: не пойдет ни то, ни другое, нужно говорить сразу по существу дела.

– Любой бизнесмен, открывая свое "дело", предполагает возможную конкуренцию. – начал он неторопливо. – Но не один из уважающих себя деловых людей не станет совать палки в колеса своему сопернику, не боясь нарваться на ответные действия. И это справедливо.

Когда я перебрался на Сахалин, из частных предприятий рыбным промыслом занималось не больше трех десятков фирм. Одна из них – "Блонд", уважаемого мною Бориса Моисеевича… Практически начиная с нуля, за несколько лет я сумел стать одним из самых сильных рыбопромышленников на острове. Я думаю, Борис Моисеевич не станет этого отрицать… – Но Гарц сидел с непроницаемым лицом, и подтверждающего кивка не последовало. – И вот, когда фирма "Круг" вышла на прямую торговлю с зарубежьем, а количество плавсредств у нее стало больше, чем у других, мне начали активно мешать… Наверное, на острове решили, что Каратову достаточно того, что он уже имеет… Но кто из деловых людей, я повторяю – из настоящих деловых людей! – способен остановиться на полдороги? Кто из бизнесменов готов однажды чистосердечно признаться, что-де "ему – хватит", и пора отправляться на покой? Кто-нибудь встречал таких бизнесменов? Лично я – нет. И думаю, никогда не встречу.

Каратов сделал паузу. Гарц сидел, по-прежнему бесстрастный и замкнутый. Московский гость кивнул Каратову: мол, не тяни, говори дальше.

– Вы помните, Борис Моисеевич, тот наш разговор? Вы посоветовали мне "поделиться". А с какой стати? Если у меня судов больше, чем у вас или Фалеева, мне что – отдавать их вам в бесплатное пользование? Или, может, делиться с вами квотами? Продавать улов в Японию, а вам, Борис Моисеевич, выручку привозить? И вот вы начали против меня войну, – продолжал Каратов все так же твердо, негромко и размеренно. – Я потерял несколько, гм… весьма полезных мне людей…

– Я тоже, – сказал, словно клацнул затвором, Гарц. Московский гость остановил его жестким взглядом и снова кивнул Каратову: мол, продолжай.

– Последней каплей для меня стала передача большого объема квот фирме "Кондор". У меня есть данные, что эта фирма, не имеющая своего флота, за небольшой процент, фактически – за бесплатно передала квоты нескольким сахалинским фирмам, в частности, вашему "Блонду", Борис Моисеевич! Не знаю, как вам удалось убедить недавний рыбсовет… абсолютно не представляю, кто смог помочь склонить на вашу сторону Комрыболовства… Но вы, Борис Моисеевич, по сути дела, меня… ограбили! Да-да, вы лишили мой флот лимитов, моих людей – заработка, а меня – прибыли… Что это? Как это назвать? Если это – бизнес по-сахалински, тогда я против такого бизнеса! А значит, последнее слово остается за мной… И вы думаете, Гарц, я скажу это слово шепотом?..

Каратов опять замолчал, собираясь с мыслями. Оставалось совсем немного – сказать то, ради чего и была организована эта встреча.

– Так вот… Я абсолютно не хочу, чтобы мы отсюда разошлись еще большими врагами, чем были до этого. Вражда вредит бизнесу. Больших дел на чужих костях не сделаешь… Но я хочу, чтобы вы, уважаемый Борис Моисеевич, возместили мне те убытки, которые я понес по вашей вине.

– По моей? А может, все-таки по своей? – опять клацнул Гарц, и снова был остановлен взглядом московского гостя.

– Именно по вашей вине, Борис Моисеевич! Отдайте мне часть вашей прибыли – и будем считать, что ничего между нами не было. А мои люди… Что ж! Одни – уходят, другие – приходят. А бизнес, он остается… Я все сказал.

С минуту трое сидели молча – обдумывали только что слышанное. Но вот начал говорить Гарц – сначала медленно и как бы через силу, потом – все тверже и увереннее, потом – с напором и нажимом… Нет, Гарц не кричал. Зачем? Он и без того знал, что приехавший из Первопрестольной гость и без того слышит каждое произнесенное за столом слово, слышит – и решает, каким будет его "рамсовый развод".

– Я не буду долго распространяться о том, как и где я познакомился с… господином Каратовым, – начал Гарц. – Это отдельная история. Но Каратов мне сразу понравился. Мне даже показалось, что мы можем стать большими друзьями… И мы, кажется, были такими друзьями… до поры до времени. Пока господину Каратову не пришло в голову, что он на Сахалине – единственный и неповторимый… Но это ведь заблуждение!