Александр Федотов - Макароны по-флотски (сборник)

Первая смена во главе с Гонгадзе вышла на улицу. Митяй шел замыкающим. Путь от КП до казармы метров шестьдесят, может чуть больше. Но эти метры надо было ещё пройти. В лицо, как плеткой, бил, мелкой снежной крошкой холодный ветер. Вой стоял такой, что ничего кроме этого страшного гула не было слышно. Шли гуськом, плотно друг за другом, ориентируясь на спину впереди идущего товарища. Митяй изо всех сил старался не упускать из виду эту спасительную спину. Он шел почти вплотную, на расстоянии не более вытянутой руки, но делать это было не так-то просто. Снег выхлестывал глаза, белая пелена стояла такая густая, что даже кисти своей вытянутой вперёд руки не было четко видно.

Митяй на секунду запнулся – правый валенок провалился в снег. Вытащив ногу, он поднял голову и не увидел вокруг себя ничего, кроме сплошной пелены движущегося снега. Митяй окрикнул товарищей и резко рванулся вперёд, вытянув руки, ожидая вот-вот наткнуться на чью-то спину. Но руки хватали только снежную крошку и пустоту. Митяй остановился и закричал до хрипа, до предела выжимая всё из голосовых связок. Его надрывный крик, как жалкий писк, тонул в вое снежного месива. Перекричать «Вариант» не было человеческой возможности…

От осознания того, что он остался один на один со стихией, что это не шутки, не учения, когда включают свет или объявляют «отбой», что всё, действительно, происходит с ним наяву, Митяю стало как-то не по себе. Но он прикинул, что до казармы уж никак не могло остаться больше сорока метров. Если идти прямо, то промахнуться мимо здания будет трудно.

Прорвемся! – сказал себе Митяй и двинулся вперёд на ощупь, пытаясь сохранять прежнее направление движения.

Он шел, как слепой котёнок. Это была какая-то страшная игра в экстремальные жмурки. Руки шарили в пустоте. «Ни черта не видно! Таким макаром белого медведя за жопу поймаю, блин», – промелькнула мысль в голове Митяя. Он вдруг вспомнил, как однажды они с прапорщиком, вдвоём, пошли искать одного черпака, белоруса Тарасенко. Отлучился парень из казармы и вовремя не вернулся. Перед этим сообщалось, что в расположении части был замечен белый медведь. На всякий случай они взяли с собой автоматы. Они нашли Тарасенко в двухстах шагах от казармы. Он лежал на спине, раскинув руки, в пропитанной кровью снежной каше. По неестественно вывернутой на бок голове солдата стало понятно, что медведь ударом лапы свернул ему шею… Обглодал лицо, живот и ушел…

По расчетам, он уже давно должен был наткнуться на казарму… «Наверное, промахнулся», – подумал Митяй. – «Расскажу потом ребятам, посмеёмся!» Он взял немного правей и прошел ещё метров двадцать – безрезультатно. Вокруг только движущееся месиво снега и пустота. Он чувствовал, что казарма должна быть здесь, где-то совсем рядом, может быть, в двух шагах. Но найти её, почему-то, не представлялось возможности.

«Ладно, пойду обратно к КП», – сказал себе вслух Митяй. – «Лучше ещё одну вахту отстою, чем здесь замерзну». Митяй развернулся на сто восемьдесят градусов и стал прорываться назад. Идти по следам было невозможно, их заносило почти мгновенно. Через полчаса битвы со стихией, Митяй с ужасом осознал, что он по-настоящему заблудился. Он полностью потерял ориентацию и уже, не разбирая, брёл наугад, махая впереди себя руками. «Влип, как последний дух», – с досадой думал он.

Он бродил в пурге, поднятой «Вариантом», уже около часа. Холод пробирал до костей. Идти, преодолевая сопротивление сбивающего с ног ветра, становилось невыносимо. Каждый следующий шаг давался труднее предыдущего. Хотелось сесть сжаться в комок, закрыть глаза и, не видеть этого снежного ада. Тут перед его глазами всплывал образ того, сжавшегося в комок, замерзшего в двух шагах от казармы духа, и Митяй продолжал идти. Но силы постепенно оставляли его, он уже еле-еле волочил ноги.

Митяй понял, ещё немного, и если он упадёт от усталости, то сил подняться у него уже не будет. Надо было что-то делать. Он опустился на снег и стал закоченелыми руками рыть яму. Он работал остервенело, закрыв глаза, чтоб их не выхлестнул колючий снег. Он отшвыривал снег в сторону, но «Вариант» тут же возвращал его обратно. Но здесь, на пространстве квадратного метра, в своём упорстве Митяй оказался сильней. Он остервенело отвоёвывал сантиметры у стихии и постепенно углублял выкопанную яму. Когда яма была уже около метра, Митяй забрался туда, сел на дно и, сжавшись в комок, обхватил руками колени.

Не прошло и десяти минут, как его с головой занесло снегом. Шум ветра стих. Стало теплее. Митяй сидел в снежном коконе, периодически пробивая рукой дыру в «крыше», обеспечивая доступ свежего воздуха. Толщина снежного покрова становилась всё больше и больше. Рука уже не сразу пробивалась наружу.

Сидя в полной темноте, Митяй потерял счет времени. Прошло, наверное, часа два или четыре, а может и больше. Он делал различные телодвижения, пытаясь согреться, но всё равно медленно коченел, постепенно теряя чувствительность в пальцах рук и ног. Хотелось забыться. Митяй прикрыл глаза… Вспомнилось, как командир части говорил: «Замерзнуть – самая лёгкая смерть. Сначала перестаешь что-либо чувствовать, становится тепло, а потом как будто уснёшь.» «Вот, и вырыл себе могилу», – пронеслась в голове страшная мысль. Глаза Митяя в испуге широко раскрылись. Главное не уснуть!!! Собрав остаток сил, Митяй стал бороться с холодной смертью, как мог, всеми подручными средствами. Он кусал до крови губы. Остервенело растирал онемевшие щеки. Сняв рукавицы, грел негнущиеся окоченелые пальцы тёплой струёй мочи…

Как странно: здесь за полярным кругом он, полуживой, сидит под снегом… А далеко, в Питере, его мать и отец, наверное, как раз сейчас говорят о нём или вспоминают. Мать он не видел с начала службы, а отец приезжал к нему в Воркуту, когда он лежал в госпитале с мениском. В памяти всплыла операционная. Он лежит на операционном столе и женщина врач, в маске и белом халате, проводит скальпелем по его колену. Под остриём скальпеля расползается в стороны не видавшая дневного света плоть… Он ничего не чувствовал, обколотый новокаином, но от вида разрезаемого тела ему стало нехорошо. Он издал сдавленный хрип, и врач, спохватившись, задернула у него перед лицом белую занавеску… Митяй замотал головой, прогоняя сон. Он снова кусал губы, грыз пальцы, хлестал себя по щекам и держался.

Борьба со сном – страшная битва. Так и хочется подержать глаза закрытыми только чуть-чуть, только на одно мгновение подольше. Отключиться на долю секунды и сразу назад. А поддашься слабости, закроешь глаза, и всё – смерть. Время шло. Пробивать дыру в крыше уже не было сил. Митяй медленно засыпал. Бей себя по щекам, не бей – есть предел человеческим возможностям. «Как глупо! Осталось служить всего-то полгода! Обидно…» Глаза слипались, Митяй проваливался в пустоту. Пальцев рук и ног он уже не чувствовал. Становилось тепло…