Таня Танк - Девианты

На следующий день, к немалому удивлению Серовой, к ней заявился Антон Кузьмин.

— Свет, я на минутку, был в прокуратуре по соседству — решил заскочить. Вот, мороженое принес.

После пяти дней, проведенных на больничной койке, Серова не блистала ухоженностью и опрятностью, но никакого ужаса в глазах Антона она не заметила. Азартно кусая мороженое, он деловито говорил:

— Ну, и что ты обо всем этом думаешь? Кое-кто считает, что ты сама увлекалась этим фенотиазином. Да не маши, Свет, руками! Я-то так не думаю. И все вменяемые люди тоже.

— Если честно, Антон, до позавчерашнего дня я даже не подозревала, что существует такое вещество, как фенотиазин. Просто не представляю, откуда он взялся в коктейле, и почему заболела только я. Ведь отвертку пили все девчонки. Да ладно, что об этом говорить… Все равно ни до чего не дознаешься.

— Ты такая странная, Свет, — Антон положил руку поверх ее одеяла. — На ровном месте загремела в больницу и так пофигистски к этому относишься. Ты что, до сих пор не въехала, что тебя хотели отравить?

— Что? — похоже, эта мысль Серовой не приходила в голову. — Ну, что за глупость, Антон… Кому это надо? Смешно даже…

— Кому это надо — пока не скажу, — продолжил Кузьмин. — Есть у меня предположения, но озвучить фамилии подозреваемых еще не готов.

— Ты и правда считаешь, что кто-то хотел меня убить? — Серова недоверчиво улыбалась.

— Убить? Я этого не говорил. Не убить, а, допустим, на какой-то срок убрать с арены событий.

— Да каких таких событий?

— Ну, или поставить тебя в глупое положение. Подмочить репутацию.

— А что, я выглядела так, как будто напилась?

— Ну, сначала я решил, что ты перебрала, — с улыбкой сказал Антон. — Но потом присмотрелся — ни фига не похоже. А когда докторша стала брать пробу из твоего стаканчика, я тоже решил отработать версию отравления. Выпроводил народ из редакции, а потом вернулся и пошукал на кухне. Что-то меня не по-детски заинтересовало, из чего девчонки свои коктейли делали.

— И, конечно, не нашел ничего, кроме самых обычных водки и сока.

— Водка и сок, действительно, самые обычные. На себе проверил, пока там ночью тусовался, — рассмеялся Антон и ликующе заключил: — Зато посмотри, какую коробочку я нашел в мусорке!

И он протянул Серовой смятую оранжевую картонную упаковку.

— Ты шутишь, Антон? Это же аскорбинка! — разочарованно заметила Светлана.

— А, может, и нет, — упорствовал Кузьмин.

— А что же? Мышьяк? Стрихнин? — слегка поддела его Серова.

— Этого я пока не знаю. Но интуиция мне подсказывает, что коробочка имеет к твоей болезни самое прямое отношение. Заметь, в ведре она лежала с самого верху. Странно, да?

— Не вижу ничего странного. Кто-то доел свою аскорбинку и выбросил пустую пачку.

— А ты видела когда-нибудь, чтобы кто-то из наших пил аскорбинку? Лично при мне никто и таблетки не проглотил. Только Алинка иногда валерьянку пьет, но это не считается. А тут в разгар пьянки кто-то вздумал провитаминизироваться! Говорю тебе, что-то здесь не то.

— Согласна, Антон, может, это и странно, но как это можно связать с моим отравлением? Насколько мне известно, аскорбинкой отравиться нельзя. Только если две пачки подряд зажевать, можно аллергию схватить. Да и смысл-то какой вокруг этой аскорбинки крутиться, если известно, что я отравилась фенотиазином? Вот если бы ты упаковку от фенотиазина нашел…

— Нет, такой упаковки я пока не нашел, — Антон энергично скомкал обертку от мороженого и поднялся со Светланиной постели. — Все, я побежал. Надо Алинку поддержать.

— А, кстати, как она тебе в качестве редактора? — поинтересовалась Серова. — Может выйти толк?

— Не знаю я, Свет. Скажу тебе честно, не могу я объективно Алинку оценить. Гляну на нее — и прямо дураком становлюсь, — Антон улыбнулся.

— Ну так и не теряйся тогда, — подбодрила его Серова, а про себя подумала: «Пустые хлопоты. Корикова уже который год о Кудряшове мечтает, а со Стражнецким если и встречается раз в квартал, то исключительно в приступе отчаяния».

— Вот дураки, — уже вслух заключила она, когда дверь за Антоном закрылась. И тут же почему-то пожалела, что он влюблен не в нее…

В «Девиантных» дым стоял коромыслом. Шутка ли — сразу четыре редактора выбыли из строя, а газету надо было продолжать выпускать. Тут и бывалый человек растерялся бы, запаниковал. Поэтому самовыдвижение Кориковой некоторые сочли безрассудством.

— Я бы тоже мог провозгласить себя главным редактором, — ворчал Ростунов, прямо на рабочем месте угощаясь пивом, чего при Яне не могло быть по определению. — Я с 16 лет в журналистике! Для самого Светлова заголовки сочинял!

— Безусловно, Алексис, как журналист, вы несравненно выше Алиночки, — подхватила Крикуненко, которая только что переступила порог редакции, несмотря на то, что стрелка часов показывала уже без пяти двенадцать. — Ваша непримиримая гражданская позиция известна всему Эмску. Ваш слог выразителен, как талия одалиски, а образный ряд богат, как закрома султана Брунея. И я нисколько не сомневаюсь, что вы с большим успехом поддержали бы газету в трудную годину. Но о чем можно говорить в этом насквозь несправедливом мире, где человекоподобные существа живут по закону джунглей, где такое понятие как скромность давно стало пустым звуком?

— Замолчите оба, — Рыкова редко стеснялась в выражениях. — Вы все в штаны наклали, когда Серова вырубилась. Вопилов быстренько больничным прикрылся. Одна Алинка не побоялась впрячься в этот воз.

В корреспондентскую вбежала Корикова.

— Коллеги, выручайте! — взволнованно заговорила она. — Пятая полоса горит, материала не набирается. Может, у кого что-нибудь завалялось? Анжелика Серафимовна, вы три дня ничего не сдавали. Наверно, у вас какой-нибудь текст на подходе?

— Я вас умоляю, Алина, — закатила глаза Крикуненко. — Служенье муз не терпит суеты.

— Какие еще музы? — вспылила Корикова. — Вы чем вообще все эти дни занимались? Думаете, я не вижу, что вы в редакции почти не появляетесь и на работу забили?

— Не повышайте на меня голос, госпожа и. о., - издевательски отвечала Крикуненко. — У меня может случиться нервный срыв, и я буду вынуждена уйти на больничный. Вы, кажется, этого добиваетесь?

— Да есть ли в вас хоть капля души, Анжелика Серафимовна! — на глазах у Алины выступили слезы. — Почему в такой трудный момент вместо помощи я вижу саботаж и издевательства? Откуда столько злобы? Я, кажется, ничего плохого вам не сделала!

— Ну вот, вы всего третий день как узурпировали власть, а уже на грани истерики. Тяжела, знать, для вас, деточка, шапка Мономаха. Широко шагаете. Ну и шагайте себе, а меня в ваши авантюры не втягивайте. Можно подумать, без вас бы тут не нашлось, кому Яночку Яковлевну заместить! Ах вы, спасительница наша! Дозвольте целовать край ваших одежд!