Джером Джером - Большая коллекция рассказов

Питеру Хоупу было, по его словам, сорок семь лет; он был мечтатель и ученый. Уильяму Клодду было двадцать три года; он был прирожденный делец, энергичный и ловкий. Встретились они случайно на империале омнибуса, причем Клодд одолжил три пенса на билет Питеру, который забыл свой кошелек дома, и это случайное знакомство постепенно перешло во взаимную симпатию и уважение. Мечтатель дивился и практичности Клодда и его сметке; юный делец преклонялся перед необычайной, как ему казалось, ученостью своего старого друга. Оба пришли к заключению, что еженедельный журнал с таким редактором, как Питер Хоуп, и таким издателем, как Клодд, обязательно должен иметь успех.

– Если бы нам наскрести хоть тысячу фунтов! – вздыхал Питер Хоуп.

– Как только раздобудем монету, тут же начнем дело, – отвечал Уильям Клодд. – Только помните: уговор дороже денег.

Мистер Уильям Клодд нажал на ручку и вошел. Не закрывая за собою двери, он помедлил на пороге, оглядывая комнату. Он был здесь в первый раз. До сих пор он встречался с Питером Хоупом только на улице или в ресторане, и ему всегда хотелось заглянуть в святилище, где обитает такая ученость.

То была большая высокая комната с дубовыми панелями, с тремя высокими окнами, выходившими на Гоф-сквер; под каждым окном стояло по низенькому мягкому диванчику. Тридцать пять лет тому назад Питер Хоуп – тогда молодой щеголь, с коротко подстриженными бакенбардами, с волнистыми каштановыми волосами, от которых его румяное лицо казалось похожим на девичье, в синей визитке, в жилете с цветочками, в черном шелковом галстуке, заколотом двумя золотыми булавками, соединенными цепочкой, и в узких серых брюках со штрипками, при соучастии хрупкой маленькой леди в кринолине, пышной сборчатой юбке, низко вырезанном лифе и с длинными локонами, звеневшими при каждом движении ее головы, – покупали и расставляли эту мебель в соответствии со строгими требованиями тогдашней моды, истратив при этом гораздо больше, чем они могли себе позволить, как это всегда бывает с молодыми людьми, которым будущее сулит золотые горы.

– Что за чудесный брюссельский ковер! Немножко ярок, – озабоченно качались длинные локоны.

– Краски потом потускнеют, мисс, то есть мадам.

Торговец сказал правду! Только благодаря круглому островку под массивным столом в стиле ампир, да экскурсиям в дальние уголки комнаты, где не ступала нога человека, удавалось Питеру вызвать в памяти сиявший всеми цветами радуги ковер, по которому он ходил, когда ему было двадцать один год.

А прекрасный книжный шкаф, увенчанный бюстом Минервы! Он положительно стоил слишком дорого. Но кивающие локоны были так настойчивы. Ведь надо же держать в порядке все его глупые книги и бумаги; локоны не допускали никаких оправданий неряшливости. Точно так же и красивый письменный стол с бронзовыми украшениями: должен же он быть достоин тех прекрасных мыслей, которые Питер будет записывать, сидя за ним. Или большой буфет, поддерживаемый двумя такими сердитыми львами из красного дерева – он должен быть прочным и крепким, чтобы вынести тяжесть серебра, которое когда-нибудь купит и поставит на нем гениальный Питер.

На стенах несколько картин, писанных масляными красками, в тяжелых рамах. Вообще солидно обставленная, спокойная комната, с той неуловимой атмосферой достоинства, которую находишь только в старинных покоях, где как будто читаешь на стенах: «Здесь обитаю я – Радость и Горе – двуединый близнец». Одна только подробность казалась не у места в этой серьезной обстановке – висевшая на стене гитара, украшенная смешным голубым бантом, немного вылинявшим от времени.

– Мистер Уильям Клодд? – спросил решительный голос.

Клодд вздрогнул и затворил за собой дверь.

– Как это вы сразу угадали?

– Так мне подумалось, – сказал решительный голос. – Мы получили вашу записку сегодня. Мистер Хоуп вернется к восьми. Будьте любезны, повесьте пальто и шляпу в передней. Ящик с сигарами на камине. Извините, но я буду работать. Мне надо сначала кончить одно дело, потом я поговорю с вами.

Обладатель решительного голоса продолжал что-то писать. Клодд сделал, как ему было сказано, расположился в кресле у камина и закурил сигару. Ему видно было только голову и плечи особы, сидевшей за письменным столом. Голова была стриженая, с кудрявыми черными волосами. Пониже виднелся белый воротничок с красным галстуком и еще что-то, что могло быть и мальчишеской курткой, сшитой на девочку, и дамской жакеткой, немного мужского покроя, – по-видимому, это был компромисс в духе английской политики. Мистер Клодд заметил длинные опущенные ресницы и под ними яркие черные глаза.

– Это девушка, – сказал он себе, – и прехорошенькая.

Продолжая свой осмотр по нисходящей линии, мистер Клодд дошел до носа. – Нет, – решил он, – это мальчик, и должно быть, порядочный плут.

Особа, сидевшая за столом, удовлетворенно хмыкнула, собрала разбросанные листки рукописи, потом положила локти на стол и, подперев голову руками, уставилась на мистера Клодда.

– Можете не торопиться, – сказал мистер Клодд, – но только, когда кончите, скажите, что вы обо мне думаете.

– Извините, пожалуйста, это у меня такая привычка – уставиться на человека. Я знаю, что это невежливо, и очень стараюсь отучить себя.

– Скажите, как вас зовут, – предложил мистер Клодд, – и я вас прощу.

– Томми, – последовал ответ, – то есть, я хочу сказать, Джейн.

– Вы подумайте хорошенько, – посоветовал мистер Клодд. – Я не хочу влиять на ваше решение, мне нужна только правда.

– Видите ли, – пояснила сидевшая за столом, – меня все называют Томми, потому что это мое прежнее имя. Но теперь меня зовут Джейн.

– Понятно, – сказал мистер Клодд. – А как же мне прикажете звать вас?

Особа за столом задумалась.

– Ну, если из того, что вы с мистером Хоупом затеяли, действительно что-нибудь выйдет, нам придется часто видеться, – и тогда, я думаю, лучше зовите меня Томми, как все.

– Так вы знаете о наших планах? Мистер Хоуп рассказывал вам?

– Ну конечно. Ведь я – его негр.

Клодд подумал было, что его почтенный друг основал здесь предприятие, способное составить конкуренцию его собственному.

– Я помогаю ему в работе, – пояснила Томми, снимая с него тяжкий груз сомнений. – В журналистских кругах это называется – негр.

– Понимаю, – сказал мистер Клодд. – Ну-с, Томми, что же вы думаете о наших планах? Я уж, пожалуй, лучше сразу начну вас звать Томми, потому что, между нами говоря, я уверен, что из нашей затеи выйдет толк.

Томми впилась в него своими черными глазами. Казалось, они пронизывали его насквозь.

– Вы опять уставились, Томми, – напомнил ей Клодд. – Вам, должно быть, нелегко будет отучить себя от этой привычки.