Том Шарп - Новый расклад в Покерхаусе

Молчание нарушил Капеллан.

— Я слышал, — замычал он, и лицо его сияло, словно озаренное божьим откровением. — Я слышал. Вот здорово! Давно пора. — Он снова замолчал.

Ректор просиял.

— Спасибо за одобрение. Капеллан, — поблагодарил он. — Просто получить поддержку от тех, от кого меньше всего ее ждешь. В-третьих…

— Я протестую, — взвился Старший Тьютор.

— Все протесты потом, — оборвал его на полуслове сэр Богдер, и Старший Тьютор как подкошенный опустился в кресло. — В-третьих, мы упраздним обеды в большом зале. Там будет столовая самообслуживания, управляемая фирмой-поставщиком. Никаких профессорских столов. Все формы академической дискриминации будут ликвидированы. Вы что-то хотели сказать, Декан?..

Но Декан и слова не мог вымолвить. Его лицо побагровело, он пытался было протестовать, но вместо этого бессильно обмяк в кресле. Старший Тьютор поспешил к нему, а Капеллан, никогда не упускавший возможности воспользоваться молчанием собеседника, уже ревел слова утешения в неслышащее ухо Декана. Ректор же и бровью не повел.

— Надеюсь, это не фирменная болезнь Покерхауса, — сказал он Казначею так, чтобы все услышали, и посмотрел на часы с умышленным безразличием. Заметив откровенное равнодушие сэра Богдера к происходящей драме. Декан начал подавать признаки жизни. Лицо приобрело обычный цвет, а дыхание стало не таким хриплым. Он открыл глаза и устремил на Ректора взгляд, полный ненависти и отвращения.

— Как я уже говорил, — продолжал сэр Богдер, подхватывая нить своей речи, — предложенные мной меры позволят нам одним ударом преобразить Покерхаус. — Он помолчал и улыбнулся. К месту он ввернул про удар. Преподаватели не сводили глаз с Ректора, проявившего еще одну бестактность. Даже Капеллан, обычно исполненный духом доброжелательности и глухой к подлости окружающего мира, был поражен бездушием Ректора.

— Покерхаус снова займет принадлежащее ему по праву место среди передовых колледжей, — снова начал Ректор, переходя на язык политиков. — Нам подрезают крылья отжившие, устаревшие традиции и классовые предрассудки, пережитки прошлого и цинизм настоящего, но мы, воодушевленные верой в будущее, докажем себе, что достойны великого доверия, которое нам оказывают.

Он сел, вдохновленный вспышкой собственного красноречия. Было ясно, что никто из присутствующих не разделяет его энтузиазм по поводу будущего. Наконец Казначей нарушил тишину.

— Мне представляется, что на пути у этих… мм… преобразований возникают кое-какие препятствия, — отметил он, — не то чтобы непреодолимые, но упомянуть о них стоит, пока все мы не слишком увлеклись.

Слова Казначея вывели Ректора из задумчивости.

— Например? — кратко спросил он.

Казначей поджал губы.

— Если не брать во внимание уже сейчас предсказуемые трудности при утверждении этого… мм… законодательства — вы понимаете, я намеренно использую этот термин, — остро встает финансовый вопрос. Наш колледж небогат… — Он замялся.

Ректор поднял бровь.

— Эти доводы мне знакомы, — вкрадчиво сказал он. — За время работы в правительстве я слышал их слишком часто и поэтому глубоко убежден, что ссылки на слабое финансирование — это обычная отговорка. На бедность, как правило, жалуются именно богатые.

Казначей встрепенулся.

— Смею вас уверить… — начал он, но Ректор слышать ничего не хотел.

— Вспомните, что сказано в Библии: «Пускайте хлеб по водам» [21] Искаженная цитата из книги Екклезиаста (11:1): "Отпускай хлеб свой по водам, потому что по прошествии иных дней опять найдешь его" .

— Не прикажете ли понимать буквально? — огрызнулся Старший Тьютор.

— Как хотите, так и понимайте, — огрызнулся в ответ Ректор. Члены Совета смотрели на него с нескрываемой воинственностью.

— Как раз хлеба-то у нас и нет, — сказал Казначей, стараясь замять дело.

Но Старший Тьютор шел напролом.

— Позвольте вам напомнить, — зарычал он на Ректора, — что Совет является управляющим органом колледжа и что…

— Декан уже говорил об этом в начале заседания, — перебил Ректор.

— Я хотел сказать, что решения, касающиеся политики управления колледжем, принимаются всем Советом в целом, — продолжал Старший Тьютор. — Я бы хотел четко и ясно дать понять, что не имею ни малейшего намерения принимать те преобразования, которые Ректор обрисовал в своих предложениях и представил нам на рассмотрение. Это не только мое мнение, но и позиция Декана. — Он посмотрел на онемевшего Декана. — Мы оба категорически против каких бы то ни было перемен в политике колледжа.

Он сел. Прокатился одобрительный шепот. Ректор подался вперед и окинул взглядом всех членов Совета.

— Если я правильно понял. Старший Тьютор выразил общее настроение Совета? — спросил он.

Ученые мужи дружно закивали. Ректор напустил на себя удрученный вид.

— В таком случае, джентльмены, сказать мне вам больше нечего, — грустно объявил он. — Столкнувшись с вашим сопротивлением переменам в политике колледжа, мне ничего не остается, как уйти в отставку.

Он поднялся и собрал со стола бумаги. Члены Совета так и ахнули.

— О своей отставке я сообщу премьер-министру в письме — в открытом письме, джентльмены, — в котором я объясню причины своего ухода с поста. А именно: то, что я не могу оставаться Ректором колледжа, пополняющего свою казну тем, что принимает абитуриентов без соответствующих академических данных взамен на большие суммы в фонд подписных пожертвований. Колледжа, продающего дипломы. — Ректор замолчал и обвел взглядом членов Совета. Его заявление произвело ошеломляющий эффект. — Когда премьер-министр назначил меня на эту должность, я и понятия не имел, что стану Ректором колледжа, где процветают торгашеские нравы. Кто бы мог подумать, что я, человек безгранично преданный законам чести, чем очень горжусь, на закате карьеры окажусь причастен к финансовой афере национального масштаба. Я располагаю фактами и цифрами, джентльмены, и приведу их в письме премьерминистру, а уж он, несомненно, передаст их генеральному прокурору. Всего хорошего, джентльмены.

Ректор гордо вышел из зала. Преподаватели Покерхауса сидели неподвижно, как мумии. Каждый напряженно прикидывал, как глубоко лично он замешан в скандале, который их всех погубит. Легко представить, какая буча поднимется из-за отставки сэра Богдера и публикации его открытого письма. По стране прокатится волна возмущения, другие колледжи Кембриджа предадут их анафеме, а университеты помоложе выступят с осуждением. Да, представить такое нетрудно — даже людям с таким скудным воображением, как преподаватели Покерхауса. Их воображение рисовало и более страшные картины: требования контроля со стороны общества, возбуждение дела в суде, даже исследование источников и размера денежных средств колледжа. Что скажут на это колледжи Тринити и Кингз? Члены Совета Покерхауса прекрасно понимали, какой позор их ожидает за то, что они навлекут на себя общественное расследование. Из-за него могут пострадать — наверняка пострадают — и другие колледжи, куда более благополучные. От такой перспективы кровь леденела в жилах.