Николай Лейкин - Наши за границей

— Монсье, можете придвинуться къ ширмамъ и переговариваться съ мадамъ, дабы не очень скучать въ разлукѣ.

Сказано это было, разумѣется, по-французски. Николай Ивановичъ ничего не понялъ и удивленно выпучилъ на продавальщицу глаза. Та, видя, что онъ не понимаетъ ее, стала приглашать жестами и даже поставила для него другой стулъ около ширмъ. Николай Ивановичъ покрутилъ головой и пересѣлъ. Продавальщица, между тѣмъ, опять удалилась за ширмы и безъ умолку заговорила.

— Глаша! Понимаешь-ли ты хоть капельку, что она стрекочетъ? — крикнулъ женѣ Николай Ивановичъ.

— Въ томъ-то и дѣло, что очень мало понимаю, но чувствую, что она хочетъ на меня напустить туманъ.

— Ну, то-то… И мнѣ кажется, что она тебѣ зубы заговариваетъ. Ты очень-то не поддавайся. Да вотъ еще что. Вѣдь это такой магазинъ, что здѣсь чего хочешь, того просишь. Тутъ всякіе товары есть. Такъ ты спроси у ней, нельзя-ли мнѣ чего-нибудь выпить. Пить смерть хочется.

— Неловко, Николай Иванычъ, — послышалось изъ-за ширмъ. — Ну суди самъ: какъ-же въ модномъ-то магазинѣ?..

— Да вѣдь здѣсь въ отдѣленіяхъ виномъ торгуютъ. Правда, не распивочно, но все-таки торгуютъ. Такъ вотъ бы красненькаго бутылочку… Можно, я чай, это сдѣлать для хорошаго покупателя. Вѣдь мы не на грошъ купить пришли. Четвертаковъ-то этихъ французскихъ ой-ой сколько отсчитаемъ. Такъ ты спроси.

— Языкъ не поворачивается. Помилуй, вѣдь здѣсь не выпивное заведеніе.

— Такъ что-жъ изъ этого? Въ Петербургѣ мнѣ изъ парчевого магазина за пивомъ посылали, когда разсчитивали, что я на сотню куплю.

— Потерпи немножко. Потомъ ужъ вдвое выпьешь. Я не буду препятствовать.

— Эхъ, тяжко! Наѣлись дома ветчины и сыру, и теперь во рту даже пѣна какая-то отъ жажды, — вздохнулъ Николай Ивановичъ и, опять раскрывъ нумеръ «Фигаро», уткнулъ въ нее носъ.

Прошло болѣе получаса, а Глафира Семеновна все еще примѣряла за ширмами платья. Николай Ивановичъ, все еще сидѣвшій около ширмъ, сначала началъ зѣвать, а потомъ уже и клевать носомъ.

— Глаша! Скоро ты тамъ?

— Какъ скоро! До сихъ поръ я еще не могу выбрать фасона платья. Главное дѣло, что ни мадамъ меня не понимаетъ, ни я ее не понимаю. Всѣ слова по части дамскихъ нарядовъ я очень хорошо знаю по-французски, но здѣсь, въ Парижѣ, какія-то особенныя слова, какимъ насъ никогда не учили, — послышался голосъ Глафиры Семеновны изъ-за ширмъ.

— Такъ этакъ ты, пожалуй, еще и черезъ часъ не кончишь съ выборомъ фасоновъ.

— Не знаю, право, не знаю. Выберу платье и потомъ мнѣ нужно будетъ выбирать накидку. Я накидку какую-нибудь хочу себѣ купить для театра. Потомъ мнѣ нужно шляпку… Нельзя-же быть въ Парижѣ, да модной шляпки себѣ не купить.

Николай Ивановичъ досадливо заскоблилъ затылокъ.

— Такъ я-бы прошелся по магазину, да поискалъ-бы вчерашняго земляка. Навѣрное онъ бродитъ по магазину и ищетъ насъ. Я пойду и посмотрю его.

— Николай Иванычъ, я боюсь одна.

— Да чего-жъ тебѣ бояться-то? Я приду къ тебѣ. Всѣ покупки я здѣсь оставлю. Возьми ихъ къ себѣ за ширму.

Николай Ивановичъ всталъ со стула и отправился бродить по магазину. Не успѣлъ онъ пройти и трехъ отдѣленій, какъ натолкнулся на земляка. Землякъ стоялъ въ отдѣленіи непромокаемыхъ матерій и выбиралъ себѣ пальто.

— А почтеннѣйшій! Гдѣ это вы пропадаете? А я васъ искалъ, искалъ и найти не могъ, — проговорилъ онъ при видѣ Николая Ивановича.

— Да вѣдь жена зашла въ отдѣленіе дамскихъ нарядовъ и застряла тамъ. И посейчасъ тамъ за ширмами сидитъ и фасоны себѣ выбираетъ. Съ бабами, сами знаете, бѣда… Землякъ! Не сходимъ-ли мы куда-нибудь выпить? Пить смерть хочется. А черезъ полчасика вернемся…

— Сходимъ, сходимъ. Тутъ вотъ какъ разъ противъ магазина есть кофейня.

Землякъ, не найдя себѣ по вкусу непромокаемаго пальто, отошелъ отъ прилавка и черезъ нѣсколько минутъ былъ вмѣстѣ съ Николаемъ Ивановичемъ въ кофейнѣ, находящейся противъ Луврскаго магазина.

— Пивка, что-ли, хватимъ? — спрашивалъ Николай Ивановичъ земляка.

— Зачѣмъ пивка? Въ Парижѣ надо пить красное вино, — далъ отвѣтъ землякъ и приказалъ подать бутылку вина.

Они чокнулись. Зашелъ разговоръ, гдѣ сегодня обѣдать, гдѣ провести вечеръ.

— Вечеромъ-то-бы въ какое-нибудь этакое заведеньице попикантнѣе, позанятнѣе, позабористѣе, въ какой-нибудь кафе-шантанчикъ эдакій, гдѣ разныя канашки черноглазыя поютъ, — съ улыбочкой и подмигнувъ глазомъ сказалъ Николай Ивановичъ. — Вѣдь, вѣрно, есть такія заведенія.

— Какъ не быть! Такихъ заведеній много, но съ женой-то вамъ не удобно, жена-то вамъ помѣха, — отвѣчалъ землякъ.

— Такъ-то оно такъ, но жена моя баба походная.

— Какая-бы походная ни была, а все ужъ не дозволитъ вамъ развернуться съ какими-нибудь черноглазыми канашками, какъ вы выражаетесь.

— Это ужъ само собой.

— А въ Парижъ-то вѣдь только и пріѣзжаютъ за этимъ. При женѣ вы, какъ тамъ хотите, все въ родѣ какъ-бы на службѣ, все въ родѣ какъ-бы въ подчиненіи, а безъ нея-то у васъ душа-бы раздалась. Погуляли-бы въ волю.

— Вѣрно, вѣрно.

— И угораздило это васъ, батенька, въ Тулу съ своимъ самоваромъ пріѣхать! — продолжалъ землякъ.

— Какъ такъ? То-есть это вы про что? — недоумѣвалъ Николай Ивановичъ.

— Какъ въ Тулу съ своимъ самоваромъ не ѣздятъ, потому что тамъ ихъ много, такъ и въ Парижъ съ своей бабой не ѣздятъ, потому что бабъ здѣсь не оберешься.

— Ахъ, вотъ вы про что. Да, да, это правильно. Ну, да ужъ обузу захватилъ, такъ дѣлать нечего, отъ нея не отбояришься. Такъ гдѣ-бы сегодня пообѣдать. Вы Парижъ знаете?

— Знаю. Бывалъ. Второй разъ здѣсь.

— Такъ вотъ порекомендуйте, гдѣ-бы посытнѣе. А то здѣшніе обѣды все какіе-то жидкіе.

Землякъ задумался.

— Ни разу не обѣдали у ротисьера? — спросилъ онъ Николая Ивановича.

— А что такое ротисьеръ?

— Жарильщякъ, по нашему, жарковникъ, спеціалистъ по жареному, по жаркому. Большая закусочная лавка эдакая. Не пугайтесь, не пугайтесь, не на манеръ нашей петербургской закусочной лавки, а нѣчто шикарное. Выберемъ мы себѣ хорошій кусокъ мяса, хорошую птицу — и тутъ-же при насъ спеціалистъ этотъ для насъ все это и зажаритъ.

— Что-жъ, это хорошо. Можно выбрать побольше и ужъ наѣсться до отвалу. А то въ здѣшнихъ ресторанахъ подаются порціи меньше воробьинаго носа. И индѣйку зажарить можно?

— Цѣлаго борова зажарятъ.

— Вотъ и оглично. Ну, а театръ, театръ? Только что-нибудь позабавнѣе.

— Въ Американскомъ циркѣ были? Джигитовку и сраженіе дикихъ индѣйцевъ видѣли?

— Гдѣ-же видѣть, батенька, коли мы всего три дня въ Парижѣ.

— Такъ вотъ и поѣдемте туда. Это за городомъ… Такъ въ циркъ?

— Индѣйку ѣсть въ закусочную и индѣйцевъ глядѣть въ циркъ. Хорошо.

Выпивъ бутылку краснаго вина, земляки опять отправились въ Луврскій магазинъ.