Борис Ласкин - Друзья и соседи

Тогда кто-то предложил задержаться после работы и коллективно посмотреть эту передачу. В приёмной отличный телевизор, и на его большом экране Зюзин будет виден почти что в натуральную величину.

К началу в приёмной было полным-полно. Бухгалтер отхватил себе лучшее место, поскольку человек он любознательный и обожает телевидение.

И вот ровно в назначенное время началась передача под названием «Светофор».

После диктора на экране появился очень симпатичный капитан милиции. Он для бодрости глянул на листок бумаги и сказал:

— Добрый день, уважаемые товарищи телезрители! Приглашаю вас на одну из центральных магистралей столицы…

И тут же сразу кадры — проспект Калинина, высокие дома, а в середине на проезжей части сотни а может, и тысячи машин, нескончаемый поток! И пока это показывают, капитан продолжает свою речь. Я её сейчас точно не помню, но смысл примерно такой что в большом городе кипит бурная, напряжённая жизнь и каждая улица полна неожиданностей. Это раз. И второе — что при таком сильном движении должны соблюдать строгую дисциплину не только водители транспорта, но и пешеходы.

Капитан даёт свои пояснения, по асфальту мчатся машины, и бухгалтер Кувшинников говорит:

— Прекрасная картина нашей жизни. Только я пока что не вижу Зюзина…

И прямо тут же капитан говорит:

— На днях с помощью скрытой камеры мы зафиксировали короткий, весьма выразительный эпизод…

И, к всеобщему удовольствию, мы видим на экране нашего Зюзина. Сперва он смотрит на небо, вытирает платочком рот, это значит, что он пообедал. Потом он стоит на тротуаре и перебирает в ладони мелочь, а капитан говорит:

— Всего в десяти шагах отсюда — подземный переход, но гражданину, как видно, очень некогда. Обратите внимание, какую недюжинную храбрость он сейчас продемонстрирует…

И прямо вслед за этими словами Зюзин форсирует уличный рубеж. Он кидается на проезжую часть, увёртывается от одной машины, проскакивает перед другой и ведёт себя как тореадор в одном заграничном фильме испанского производства.

Все наши смотрят на экран, кто смеётся, кто головой качает, а Зюзин сидит, откинувшись в кресле, и с большой любовью смотрит на себя, как он завершает свой опасный путь и как шагает по тротуару уже на другой стороне…

А капитан милиции к нему с экрана обращается:

— Если вы смотрите нашу передачу, вы, наверно, поняли, какому риску подвергали и себя, и других. Соблюдайте правила движения. Будьте осторожны на улице, уважаемые телезрители, и вы, герой нашего короткого фильма, Эдуард Павлович Кузин!..

Кувшинников говорит капитану, который на экране:

— Вы маленько ошиблись.

Мы оборачиваемся на Зюзина, смотрим — он встаёт и в полном молчании выходит.

— Расстроился человек.

— Переживает.

— Был-то, можно сказать, на волоске…

Начинаем мы все расходиться и вдруг видим — стоит

Зюзин у столика с телефоном и строго говорит в трубку:

— Прошу разъяснить капитану милиции, что моя фамилия не Кузин, а Зюзин. Зина, Юрий, Зина, Иван, Николай, Зюзин. Да. Всё! — Зюзин положил трубку и сказал:

— Товарищи, через неделю повторение передачи. Ошибка будет исправлена.

Он гордо поглядел на нас и ушёл.

Навстречу славе.

Манякин обедал в буфете и с грустью глядел в окно. Надо же, целый день «временами осадки». Подумать только — вчера утром он купался в Чёрном море и рубал в павильоне горячие хинкали. Отпуск промелькнул как дивный сон. Теперь он чувствовал себя отлично, хотя и испытывал некоторую неловкость перед теми, кому отдыхать ещё не скоро, они вот тоже сидят, обедают и видят, какой он свежий и коричневый. Дело прошлое, ему, конечно, здорово повезло с путёвкой. Поначалу всё обстояло не так чтобы очень, но он где надо поднажал, помахал прошлогодней медицинской справкой, лишний разок напомнил то-сё, пятое-десятое. В итоге отхватил путёвку, улетел, отгулял, прилетел и, как говорится, с головой окунулся в текучку. Хочешь не хочешь, а надо работать.

Покончив с тефтелями, Манякин тяжело вздохнул и приступил к чаепитию.

И тут в буфете появились сразу — Юрцев, Нина Астраханская, Гринько и Ростислав Иваныч.

Юрцев сразу же увидел Манякина и плавным торжественным жестом указал на него:

— Вот он, наш герой-труженик. Сидит и скромненько пьёт чай. Не возражаете, если мы сядем за ваш столик?

— Пожалуйста, — сказал Манякин.

Когда все уселись, у Юрцева появилось загадочное выражение лица, и он с многообещающей улыбкой, как Дед Мороз, достал из кармана обрывок газеты.

— Товарищи! — сказал он. — Вспомните, какие были разговоры, когда Манякин проявил инициативу и раздобыл путёвку туда, где нежно плещет море и дикая магнолия в цвету…

— Ладно, хватит, — отмахнулся Манякин. — Вас тефтели дожидаются.

— Что тефтели! Тефтели подождут, — сказал Юрцев и поднял над головой обрывок газеты. — Внимание! Слово имеет пресса. Фанфаристы есть? Нет? Обойдёмся. Слушайте все. Два дня назад получил я с берега Чёрного моря от одного знакомого гуманиста и преобразователя природы небольшую посылочку. Учитывая что южные фрукты плохо реагируют на небрежное отношение со стороны отдельных работников связи, отправитель посылки принял мудрое решение — каждый фрукт завернул в бумажку. И вот сегодня, уходя на работу, вынул я грушу, которая была завёрнута в кусок газеты, вот в этот самый, и на данном обрывке прочитал нижеследующее: «…реполненном пляже. Мы беседуем, сидя на песке, и я торопливо записываю: «Очень вас прошу, товарищ корреспондент, вы, пожалуйста, не называйте мою фамилию, а то люди скажут — хочет сознательность показать. Вместо моей фамилии только первую букву поставьте — «М».

Юрцев сделал паузу, заговорщицки подмигнул Манякину и продолжал:

— «Хорошо, — соглашаюсь я, — пусть будет М. У меня к вам, товарищ М., один вопрос — как отдыхаете?» — «Как отдыхаю? — улыбается М. — Как умею. Нормально. Люди ведь и работают по-разному, и отдыхают по-своему. Один трудится с прохладцей, зато на отдыхе ни времени, ни сил не жалеет — с утра до ночи в карты играет или забивает «козла». А лично я вот, находясь в отпуске, себя на том ловлю, что мои мысли то и дело переносятся туда, где трудится мой родной коллектив…»

Юрцев читал с большим пафосом, а Манякин испытующе смотрел на него.

— «Я вам прямо скажу, лично для меня весь смысл жизни в моей работе», — убеждённо и страстно произносит М. Помолчав, словно бы стесняясь своей откровенности, М. смотрит на море, на щедрое южное солнце и вдруг встаёт. Отряхнув песок и лёгким движением поп…»

— Какой поп? — спросил Ростислав Иваныч.

— Всё. Дальше оторвано, и мне больше ничего не известно. Известно только то, что это интервью напечатано в газете «Черноморская здравница». А теперь, уважаемый товарищ Манякин, расскажите нам, вашим современникам «членам коллектива, что вы ещё поведали о себе представителю прессы?