Борис Ласкин - Друзья и соседи

Волобуев быстро встал и пошёл к выходу. Оркестр играл марш.

Артист стоял в центре манежа. Он улыбался и смущённо кланялся, держа в руке свою поистине волшебную палочку.

Под сенью пирамидальных тополей в парке южного города Н. расположилось фундаментальное фанерное сооружение с тяжёлой стеклянной вывеской над входом — «Городская филармония».

Из раскрытых окон филармонии доносились голоса, смех, обрывки мелодий.

В кабинете директора стояла тишина. Самого товарища Мамайского ещё не было. Лёгкий ветерок перелистывал афиши гастролёров. В центре кабинета, на самом видном месте, стоял глиняный бюст великого химика Менделеева. Химией товарищ Мамайский не занимался. Бюст попал в кабинет случайно. Агент по снабжению Кувалдин приобрёл бюст в комиссионном магазине, приняв творца периодической системы элементов за композитора Глинку. В дальнейшем Кувалдин закрепил своё смелое предположение в инвентарной описи директорского кабинета короткой формулировкой: «Глинка — один».

Итак, в кабинете товарища Мамайского царила тишина. Внезапно отворилась дверь — и в кабинет вошёл директор. Печать вдохновения лежала на его челе. Мамайский сел за стол и нажал кнопку звонка, одновременно крикнув: «Поля!» — так как звонок не работал.

В кабинет вошла секретарь-стенографистка Поля Куликова — пухлая девица с волосами цвета соломы.

— Идите в бухгалтерию и принесите мне ведомость на зарплату.

Поля исчезла и через мгновение появилась с ведомостью.

Это был том, не уступающий по своему объёму телефонной книге большого города.

«Катастрофическое раздутие штатов» — эта суховатая фраза с юридическим колоритом как нельзя более точно могла обрисовать положение дел в дебрях городской филармонии.

Однако недюжинный дар комбинатора помог Мамайскому создать произведение, а котором административно-хозяйственные персонажи получили новые наименования, чарующие своим многообразием.

Не предусмотренному штатами гражданину Зацепэ Ф. Ф. была придана звонкая профессия музыкального эксцентрика.

Нелегальные шофёры директора — братья Кирилл и Мефодий Зуевы — именовались кратко и несколько интригующе: «Мраморные люди».

Плановик Панибратский С. П. значился в ведомости как инспектор оркестра. Трудные творческие задачи, стоящие перед Панибратским, несколько облегчались отсутствием оркестра.

— Всё как в лучших домах! — бодро сказал Мамайский, обращаясь к Менделееву.

Но Менделеев, обиженный на Кувалдина, упорно молчал.

— Скоромник М. Ю., — читал Мамайский, — начальник сектора оригинальных жанров.

В сектор оригинальных жанров входили штатные чародеи, престидижитаторы, укротители змей (малой ядовитости). Последняя приписка была сделана по требованию охраны труда. Здесь же значились солисты на пиле, на бутылках, на медных плошках и на прочих предметах, имеющих непреодолимое тяготение к утилю.

Следующим в списке шёл внеплановый билетный агент Казак Ю. С. Этот немолодой уже человек с печальными глазами серны именовался лаконично и всеобъемлюще: «артист».

Мамайский иронически покачал головой:

— Артист. Подумаешь, тоже Росси! — сказал он, имея в виду Моисси.

Названный артистом, Казак Ю. С. был весьма далёк от творческой деятельности. Он являлся скромным гонцом за железнодорожными билетами, а также владельцем огорода, возделыванием какового он и занимался, когда во двор влетела запыхавшаяся Поля Куликова.

— Товарищ Казак, — сказала Поля, — возьмите себя в руки. Из Москвы приехала комиссия по поводу штатов. Комиссия просмотрела штаты. С административным персоналом всё благополучно. Всего шесть фамилий. Но что касается артистов, то председатель комиссии сказал, что его очень интересуют артисты…

— Ну и что? — спросил Казак.

— Они хотят посмотреть и послушать наших артистов. А вы же знаете, что среди наших артистов…

— Короче, — сказал Казак с нарастающей тревогой.

— Завтра комиссия будет слушать вас как артиста.

Казак опустился на грядку с редиской.

— Возьмите себя в руки, — сказала Поля. — Мамайский надеется, что вы его не подведёте. Срочно готовьте репертуар.

С этими словами Поля Куликова исчезла.

«Артист» Казак поднялся с грядки. Он понял, что нужно действовать. И действовать немедленно.

… Большую часть номеров в городской гостинице занимали артисты. Через полчаса в коридоре гостиницы появился бледный Казак. Он остановился у номера семь, где жили супруги Зайцевы, создатели эффектного номера «Человек-арифмометр». Жена Зайцева писала по указанию зрителей восьмизначные числа на школьной доске, установленной на эстраде, а сам Зайцев во фраке и в чалме по счёту «три» оборачивался, мельком прочитывал страшную комбинацию цифр и через несколько мгновений сообщал зрительному залу результаты умножения, деления и любого другого арифметического действия.

Казак в нерешительности стоял у дверей зайцевского номера. Из номера слышались голоса супругов.

— Подсчитай, Коля, — говорила жена, — косметика четыре пятьдесят, бельё — девятнадцать, туфли — двадцать девять…

— Пятьдесят рублей, — отвечал Зайцев, ошибаясь на два с полтиной.

В домашних расчётах Зайцев любил округлять цифры. Так он отдыхал от выступлений.

Казак вошёл в номер к Зайцевым. Через пять минут супруги были в курсе дела.

— Могут быть крупные неприятности, — сказал «человек-арифмометр», — и вам, и Мамайскому. Это ясно, как дважды два-четыре, — добавил он не без кокетства.

— Слушайте, Николай Иванович, — взмолился Казак, объясните мне вашу технику. Я надену фрак. Товарищи из комиссии будут мне называть свои сумасшедшие цифры. Я их как будто помножу и назову любое число. Кто будет проверять?

— Вы ребёнок, — сказал Зайцев. — Они ж для того и приехали, чтобы проверять. Надо придумать что-нибудь другое.

— Что можно придумать?

— Подождите. Вы ведь Казак. Покажите вольтижировку, джигитовку…

— Вы напрасно шутите, — скорбно сказал Казак, — при чём здесь джигитовка? Я казак не по профессии. Я по фамилии Казак.

— Просто не знаю, что вам и посоветовать. Пойдите в десятый номер. Там живёт Матильда Прохорова с её группой дрессированных мышей.

— Это не выход.

— Почему?

— Во-первых, я боюсь мышей, а во-вторых, там уже сидит буфетчица Зина. Она тоже записана у нас как артистка.

— Тогда дело плохо. Может быть, вы зайдёте к «два-Шарашкин-два». Они ходят по проволоке. До завтрашнего дня много времени.

— Я по земле еле хожу, а вы меня бросаете на проволоку. Если у вас такое весёлое настроение, я лучше уйду.

И Казак ушёл. Вернувшись домой, он задумался и наконец принял решение…