Марк Твен - Радости кандидатуры

Нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ я былъ выставленъ со стороны партіи независимыхъ кандидатомъ навыборную должность губернатора въ штатѣ Нью-Іоркъ. Моими конкуррентами были: мистеръ Джонъ T. Смитъ и мистеръ Блэнкъ I. Блэнкъ. Я сознавалъ, что въ одномъ отношеніи, несомнѣнно, превосхожу этихъ господъ: репутація моя никогда и ничѣмъ не была запятнана. Они же, какъ это легко было усмотрѣть изъ газетъ, если когда-нибудь и знали, что значитъ имѣть доброе имя, то это время давно уже миновало! Всѣмъ было хорошо извѣстно, что за нѣсколько послѣднихъ лѣтъ они не разъ были уличаемы въ грязненькихъ продѣлкахъ всякаго рода. И поэтому въ тѣ минуты, когда я наиболѣе сознавалъ свое превосходство и украдкою любовался собою, мутный потокъ вдругъ взволновалъ глубину моего счастья; мнѣ пришло на мысль, что въ предстоящей борьбѣ придется услышать, какъ будутъ мыкать туда и сюда мое имя рядомъ съ именами этихъ господъ. Такъ какъ это безпокоило меня все больше и больше, то я рѣшилъ, наконецъ, откровенно написать обо всемъ моей бабушкѣ. Отвѣтъ ея былъ скоръ и категориченъ. Она писала:

«Въ теченіе всей своей жизни ты не совершилъ ни одного такого дѣла, котораго долженъ бы былъ стыдиться, ни одного, просмотри же теперь всѣ газеты, просмотри ихъ и сообрази, къ какому сорту людей принадлежатъ господа Смитъ и Блэнкъ, и затѣмъ рѣши: имѣешь-ли ты желаніе спуститься вровень съ ними, вступивъ въ оффиціальное выборное состязаніе».

Какъ разъ то же, что думалъ и я самъ! Въ эту ночь я не смыкалъ глазъ; но чѣмъ больше я раздумывалъ, тѣмъ менѣе казалось мнѣ возможнымъ отступленіе: меня выбрали и я долженъ былъ вступить въ борьбу. Безучастно просматривая за завтракомъ газету, я вдругъ натолкнулся на нижеслѣдующую статью и долженъ сознаться, что былъ ошеломленъ, какъ никогда въ жизни.

«Клятвопреступникъ. Быть можетъ, г. Маркъ Твэнъ теперь, когда онъ выступаетъ въ качествѣ кандидата на должность губернатора, пожелаетъ разъяснить, какимъ образомъ произошло, что въ 1863 году въ Вагавакхѣ, въ Кохинхинѣ, онъ былъ изобличенъ 34 свидѣтелями въ клятвопреступленіи? Онъ совершилъ это преступленіе изъ желанія оттягать у одной бѣдной несчастной вдовы и у ея безпомощной семьи банановое деревцо, служившее единственной поддержкой ихъ мизернаго существованія. Какъ для самого господина Твэна, такъ равно и для великаго народа, голосованію котораго онъ подлежитъ, было бы крайне важно разъяснить это обстоятельство. Рѣшится-ли онъ на это»?

Я окаменѣлъ отъ изумленія! Такая ужасная безсердечная клевета! Я никогда не видѣлъ Кохинхины. Я никогда ничего не слышалъ о Вагавакхѣ. Я не съумѣю отличить банановое деревцо отъ кенгуру! Я не зналъ, что мнѣ предпринять; я былъ раздавленъ и безпомощенъ. Прошелъ цѣлый день, я все еще не могъ ни на что рѣшиться. На слѣдующій день въ той же газетѣ появилась нижеслѣдующая краткая замѣтка: «Г. Маркъ Твэнъ хранитъ краснорѣчивое молчаніе, касательно Кохинхинскаго клятвопреступленія. Это знаменательно!» (NB. Съ тѣхъ поръ въ теченіе всего избирательнаго періода этотъ Листокъ не величалъ меня иначе, какъ: «Безчестный Твэнъ, уличенный клятвопреступникъ»).

Вслѣдъ за тѣмъ газета подарила меня слѣдующей статьей:

«Просятъ отвѣта. Не будетъ-ли настолько любезенъ новый кандидатъ на должность губернатора разъяснить нѣкоторымъ изъ своихъ согражданъ, какимъ образомъ случилось, что его товарищи, жившіе съ нимъ въ одномъ домѣ въ становищѣ Монтанѣ, замѣчая время отъ времени пропажу у себя кое-какихъ цѣнныхъ вещщъ и обнаруживая систематическое присутствіе таковыхъ или лично у самого господина Твэна, или въ его „сундукѣ“ (листъ газетной бумаги, въ который онъ завертывалъ свое жалкое имущество) нашли, наконецъ, себя вынужденными преподать ему, въ его же собственномъ интересѣ, хорошенькое поученіе, заключавшееся въ томъ, что его оттузили на всѣ корки и присовѣтовали затѣмъ убраться куда-нибудь подальше изъ становища. Не будетъ-ли онъ такъ любезенъ?»

Можно-ли представить себѣ что-нибудь болѣе безсмысленно-озлобленное, чѣмъ это? Я во всю свою жизнь ни разу не былъ въ Монтанѣ. - (Съ этихъ поръ «Листокъ» постоянно именовалъ меня: «Твэнъ — Монтанскій воръ»),

Дошло до того, что, развертывая газету, я каждый разъ начиналъ дрожать, въ родѣ того, какъ если бы кто собирался поднять одѣяло, подъ которымъ онъ предполагаетъ гремучую змѣю.

Чрезъ нѣсколько дней я прочелъ слѣдующее:

«Ложь обнаружена! Свидѣтелями Михаиломъ О'Фланнаганомъ, эксвайромъ, изъ Фив-Пьента, а равно мистеромъ Снубъ-Рафертью — и мистеромъ Куллиганомъ изъ Вэтеръ-Стритта [1] Извѣстныя предмѣстья Нью-Іорка, заселенныя преимущественно «темными личностями». , подъ присягой установлено, что позорное увѣреніе мистера Марка Твэна, будто бы покойный дѣдъ нашего благороднаго представителя Блэнка I. Блэнка за разбой на большой дорогѣ былъ повѣшенъ — оказывается совершенно вздорной, ни на чемъ не основанной ложью. Для людей порядочныхъ болѣе чѣмъ прискорбно видѣть, что, ради достиженія политическаго положенія, прибѣгаютъ къ столь безчестнымъ средствамъ, какъ оклеветаніе мирно спящихъ въ гробу и забрасываніе грязью ихъ незапятнанныхъ именъ. Когда мы вообразимъ себѣ то горе, какое должна была причинить эта подлая клевета невиннымъ родственникамъ и друзьямъ покойнаго, то почти не въ состояніи удержаться, чтобы не посовѣтовать возбужденнымъ и оскорбленнымъ обывателямъ потребовать у клеветника коллективнаго удовлетворенія, даже внѣ законнаго порядка. Но, нѣтъ! Предоставимъ его угрызеніямъ собственной преступной совѣсти. (Разумѣется, если бы возмущеніе взяло верхъ и толпа, въ слѣпой ярости, сама бы расправилась съ клеветникомъ, то, несомнѣнно — ясно, что никакой законъ не могъ бы привлечь этихъ героевъ къ отвѣтственности и никакой судъ не рѣшился бы подвергнуть ихъ наказанію)».

Глубокомысленное заключеніе послѣдней фразы имѣло своимъ послѣдствіемъ то, что въ слѣдующую же ночь мнѣ пришлось съ крайней поспѣшностью выскочить изъ постели и скрываться за кухонной дверью, въ то время, какъ «возмущенные и оскорбленные обыватели» сначала ругательски ругали меня на улицѣ, а затѣмъ, ворвавшись въ домъ, разломали въ дребезги мою мебель и оконныя рамы, и, уходя, захватили съ собой столько разныхъ моихъ вещей, сколько могли унести. И, тѣмъ не менѣе, положа руку на Евангеліе, я смѣю увѣрить, что никогда не клеветалъ на дѣда г. Блэнка и, даже больше, никогда до того дня ничего о немъ не слышалъ и ничего не говорилъ (кстати, долженъ замѣтить, что газета, помѣстившая вышеприведенную статью, титуловала меня съ этого времени не иначе какъ: «Твэнъ, поругатель мертвыхъ»).