Михаил Бару - Записки понаехавшего

— Оль, мы сегодня уйдем отсюда?

Молчание.

— Оль, а Оль… Мы сегодня уйдем отсюда или нет?!

Оля, маленькая и щуплая, точно чижик, не повернув головы, отвечает паре серег, усыпанных рубинами величиной в сто пятьсот карат каждый:

— Ир, ты чо, не видишь — я в коматозе.

Женщина лет сорока, перемазанная такими густыми синими тенями, что кажется, у нее на лице наступили сумерки, в сбившейся набок прическе то ли из щипаной нутрии, то ли из кролика, говорит бесцветным, точно пятновыводитель, голосом низкорослому мужчине с большой клетчатой сумкой:

— Вот давай ты сейчас этого не будешь здесь. Вот не будешь и все. Игорек наш тим-лидер. Хули тут непонятного-то?

— Девушка, будьте добры мне свининки попостнее, — попросил мужчина в замшевой куртке продавщицу мясного отдела.

— Само собой, попостнее, — отвечала та, — ведь сейчас пост.

И, протягивая руку за куском мяса, ни с того ни сего сказала своей соседке по прилавку:

— Я как дверь открыла, как взглянула на него — так у меня внутри все обосралось.

Та ничего не ответила, только собрала губы в куриную гузку и со значением покачала головой.

Теперь свах нет — да и кому они нужны? Теперь жених о невесте знает все, включая количество детей, мужей и брата-алкоголика в Туле. Да что брат, если даже и пломбы на невестиных зубах жених сам, своим языком ощупал неоднократно задолго до свадьбы. С закрытыми глазами он найдет ее точку «ж», а она его точку «м». Какая уж тут интрига при такой простоте нравов… Раньше все было куда как интереснее. К примеру, в средние наши века, в Москве кроме свах были еще и специальные смотрельщицы — доверенные лица с обеих брачующихся сторон. Приходили они, скажем, осматривать невесту. Не хромая ли она, не уродина ли, не шелудива ли. С невестой даже разговаривали (теперь в это трудно поверить!), чтобы убедиться — слышит ли она вопрос (не глуха ли), отвечает ли впопад (не дура ли), не картавит (не француженка ли). Короче говоря — к женитьбе подходили серьезно. Отсюда со всей очевидностью можно сделать вывод о том, что сейчас… Однако мы не сделаем. Что ушло — то ушло. Не вернуть. Но бесценный этот опыт мог бы пригодиться нам не только в матримониальных вопросах. Возьмем, к примеру, выборы. Ведь как оно получается — выбираем мы высокого, красавца, речистого, либерала и демократа, чуть ли не борца за права человека, а после выборов вдруг оказывается, что он и ростом мал, и двух слов толком связать не может, и не то что за права человека, а совсем наоборот — служил в известных органах. Хорошо еще, что не шелудив. Где были наши смотрельщики в то время как мы выпивали в буфете на избирательном участке? Кто составлял роспись приданого? Мы думали, претендент богат как Крез — он же нам обещал если не золотые горы, то уж холмы или хотя бы кучки точно, а оказалось, что он и в брак-то вступает в надежде поправить свое материальное положение, не говоря о положении многочисленных родственников и знакомых. Кому теперь жаловаться и на кого подавать в суд? Тут свахи бы и пригодились. Не грозить же кулаком Спасской башне.Уж мы бы им показали!

Поздно. Некому показывать. Да и нечего. Одно только и утешает, что и со свахами у наших предков случались такие загогулины… Родители невесты тоже не лыком были шиты — сватали одну дочь, умело драпируя ее занавеской во время смотрин, а замуж выдавали совершенно другую. Случалось, что и уродину, и хромую, и шелудивую. Тоже потом и крик поднимался, и развода требовали, и возмещения убытков. Да толку-то… Прав был один умный средневековый наш бытописатель: «Благоразумный читатель! Не удивляйся сему: истинная есть тому правда, что во всем свете нигде такова на девки обманства нет, яко в московском государстве».

Если присмотреться к афишам разных кинотеатров и домов культуры на окраинах Москвы, то с первого взгляда может показаться, что они многолетней давности. Выступают где-нибудь в глухих закоулках Капотни или Медведково давно вышедшие в тираж Малинины, Серовы и прочие Алены Апины. Чем ближе ко МКАДу — тем старше давно угасшие звезды нашей эстрады. Астрономически говоря — это уже и не звезды, а мелкие астероиды и космический мусор. Самые старые, вроде какого-нибудь древнего, еще в индийских джинсах Богдана Титомира или Неласкового мая вообще поют и пляшут за еду в красных уголках жилконтор. Пенсионеры и ветераны, которые одни только и посещают такие бесплатные концерты, утверждают, что на них можно иногда видеть настоящего Иосифа Кобзона. Не того бессмертного, который в сверкающих черных кудрях до плеч безостановочно поет в Кремле, а другого, похожего на еще не исполосованный кинжалом портрет Дориана Грея, сморщенного, лысого до мозга костей, еле слышно сипящего «Не расстанусь с Комсомолом, буду вечно молодым…».

Мало кто знает, что длина носа столичного жителя в среднем на несколько сантиметров больше носа провинциала. Москвич, к примеру, может отличить по запаху не только сторублевую купюру от пятисотенной, но даже деноминированную банкноту от неденоминированной. А уж по следу стодолларовой бумажки не только взрослый москвич, но даже и пятилетний ребенок может идти часами и ни разу не свернет в сторону от цели даже в метро. Не то — провинциал. Житель какого-нибудь Воронежа или Тамбова даже пятак от рубля отличить не может. У тамбовских, кстати, чаще всего нос вообще картошкой. Конечно, такой нос имеет и свои недостатки. Москвичей изводят частые насморки. Стоит москвичу приехать, к примеру, в культурную столицу, и на него нападает такой чих… Петербуржцы как увидят чихающего человека — так сразу подходят и вежливо объясняют ему, как пройти на московский вокзалв Эрмитаж или в Петропавловскую крепость.

Изучая историю уездного города Александрова, наткнулся на любопытный факт. В девятнадцатом веке городской голова, купец первой гильдии Иван Федорович Баранов каждый год лично от себя давал приданое пяти бедным девушкам на выданье. И тут я задумался… Бедные девушки у нас не перевелись. Богатые городские головы… стали еще богаче. Мягко говоря. Ежели представить, скольким невестам смог бы выдать приданое, к примеру, столичный градоначальник… Хоть бы и давал он его каждый квартал… Можно повредиться в уме. Градоначальница же северной столицы могла бы давать приданое бедным юношам. Наши отцы родные могли бы раскошелиться на президентское и премьерское приданое. Вот тут-то мы бы и посмотрели, кто из них роднее. Конечно, к этому делу надо с умом подойти. Если всё пустить на самотек, то сейчас выяснится, что все бедные девушки совершенно случайно племянницы, свояченицы и даже тещи градоначальников, премьеров и президентов. Тут нужна всероссийская лотерея… Нет, они пометят выигрышные лотерейные билеты. Или просто не пустят их в тираж. Бедные девушки будут с ума сходить, скупать пачками проигрышные билеты, биться в истерике головами о лотерейные барабаны… а потом окажется, что беднее всех, к примеру, жена столичного градоначальника. Какие-нибудь либералы подымут крик, что она, мол, давно замужем… Как дети, ей-Богу. К тому времени она официально разведется и все свое имущество перепишет на пчел. Начнутся демонстрации. Невест станут разгонять ОМОНом, Басманный суд немедленно выяснит, что Ходорковский и Лебедев лично причастны к лотерейному обману бедных девушек и добавит им еще по два срока… Кончится всё тем, что… Да ничем хорошим не кончится. Можно подумать, что у нас были случаи, когда кончалось хорошим. Я не виноват, что у нас получается как всегда. Хотел-то я как лучше.