Том Шарп - Уилт Непредсказуемый

Он забыл, что он завкафедрой гуманитарных основ, Евин муж, отец четверки скандальных, противных девчонок. Ему снова двадцать. Он статный изящный юноша, который сочиняет стихи, бегает на речку. Ему прочат блестящее будущее. Он – великий писатель! Подумаешь, не написал еще ничего. Главное – он писатель! Еще юношей Уилт решил стать писателем и начал заранее готовиться к нелегкому труду на писательском поприще. Он читал Пруста и Жида, читал книги о Прусте и Жиде, читал книги о книгах о Прусте и Жиде, пока не убедился окончательно, что лет в тридцать восемь обязательно будет писателем. С тех пор он проводил время в томительно-приятном ожидании. Все это сравнимо с тем, что чувствуешь, когда, оказавшись у зубного врача, вдруг узнаешь, что сверлить ничего не надо. В плане, конечно, духовном. Вот он сидит в своем прокуренном кабинете, обшитом пробковыми панелями, в доме на какой-то живописной улочке Парижа. А на письменном столе у окна нежно шелестят листки, исписанные неразборчивым почерком. Это рукопись будущего прекрасного романа. А вот он в Ницце. Белоснежная спальня. На белых простынях Уилт в объятиях загорелой красавицы. Яркие лучи, отражаясь от лазурной глади Средиземного моря, играют солнечными зайчиками на потолке. Все испытал он в своих юношеских мечтах. Была и слава, и удача, и скромное величие, и изящные остроты непринужденно слетали с его уст над рюмочкой абсента, и, словно ручеек намеков и иносказаний, лился тихий разговор. А потом в синей предрассветной дымке он быстро шагал к себе по пустынным тротуарам Монпарнаса.

Пожалуй, единственное, что Уилт не перенял у Пруста и Жида, это пристрастие к мальчикам. Мальчикам и мусорным ведеркам из пластика. Не то чтобы он представлял себе педофильствующего Жида в процессе варки пива. Тем более в пластмассовом ведре. Тот, кажется, был трезвенником. Просто Уилта совсем не тянуло на мальчиков. Поэтому он позаимствовал у Лоуренса* Фриду (хотя и опасался подхватить от нее туберкулез) и наделил ее более мягким характером. Они вместе лежали на песке пустынного пляжа, а волны омывали их сплетенные страстью тела. Казалось, это будет продолжаться «отныне и навек», и Фрида теперь выглядела как Дебора Керр. Главное, она неисчерпаемый источник жизни; она – если не сама бесконечность, то живое воплощение бесконечной страсти Уилта. Страсть – не то слово, чтобы передать всю глубину его любвеобильной души. И она, подобно Еве, не спросит, кто такой Рошфуко 3или как его там… (Повезло ему с музой, нечего сказать.) А он? А он закопался тут, как жук в навоз, и хлещет до одурения какую-то бурду, лишь отдаленно напоминающую пиво. Бурду, забродившую в пластмассовом ведерке для мусора. Непременно в пластмассовом! Таким ведерком в самый раз дерьмо таскать, а уважающее себя ведро должно быть железным. Но Уилт не позволял себе такой роскоши. Он однажды попробовал и чуть не отравился. Впрочем, наплевать. Что там ведерко, когда он только что узрел жрицу любви, свою прекрасную музу.

И впервые за семнадцать лет безрадостного существования ему вдруг захотелось слово «муза» написать с большой буквы "М". Выпитое пиво, будь оно неладно, тут же напомнило, где еще можно встретить букву "М". «А если Ирмгард никакая не Муза? А так, смазливая безмозглая сучка? А папаша у нее – пивовар из Кельна с пятью „мерседесами“?» Уилт вышел из своего убежища и обречено направился к дому.

Когда Ева с девчонками вернулась из театра, он с угрюмым видом смотрел футбол по телевизору. Внутри у него все кипело от возмущения. «Ну почему, почему, – думал он, – мне так не везет в этой жизни?»

– Ну-ка, покажите папочке, как тетя танцевала! – велела Ева. – А я пока ужин разогрею.

– Ой, папочка, тетя была такая красивая, – затараторила Пенелопа. – Она сначала сделала так, а потом так, а потом пришел дядя и…

Уилт сидел и смотрел «Весну священную» в исполнении четырех маленьких пышек. Они, конечно, ничего не поняли из увиденного, зато теперь отчаянно кружились на месте и выделывали па-де-ша, держась за подлокотник Уилтова кресла.

– Ну что же, – сказал он, – вижу, что тетя танцевала здорово. А сейчас, с вашего позволения, я хочу посмотреть, какой счет.

Близняшки, конечно, не послушались и продолжали скакать и кувыркаться по всей комнате. Уилт удрал на кухню.

– Будешь так относиться к их увлечениям, из них в жизни ничего не выйдет! – сказала Ева.

– Из них и так ничего не выйдет. Это, по-твоему, танцы? С тем же успехом можно научить летать бегемотов. Еще немного и потомок обвалится ко всем чертям.

В этот момент Эмми треснулась лбом о каминную решетку. Уилт заклеил ссадину лейкопластырем. И под конец на него обрушилось еще одно несчастье: Ева объявила, что после ужина к ним пожалуют супруги Най.

– Я поговорю с Джоном о нашем биотуалете. Что-то он не работает, пахнет…

– А с какой стати ему не пахнуть? – полюбопытствовал Уилт. – Обычный сортир, а из любого сортира несет сама знаешь чем.

– Ничего не несет, а пахнет свежим компостом. Туалет можно даже к кухонной плите подключить и готовить. Только маловато газа дает. А Джон обещал починить.

– Газа вполне хватит, чтоб устроить внизу первоклассную душегубку. Однажды какой-нибудь идиот там закурит, и мы все отправимся в царствие небесное.

– Ты просто предубежден против всего альтернативного, необычного! И разве не ты все время ноешь, чтоб я прекратила чистить унитаз химикатами? Ты, и не вздумай отнекиваться!

– Непривычного мне еще не хватало! Я уже привычным сыт по горло! Теперь насчет сортира! Могла бы придумать что-нибудь поумнее, чем сначала травить воздух газами, а потом дегазировать всякой химической дрянью. Впрочем, благодаря этой дряни хоть смыть эти наросты можно. А наевскую, с позволения сказать, канализацию, без динамита не вычистишь, готов поспорить с кем угодно. Тоже мне изобретатели: кусок дерьмопровода и бочонок на конце.

– А как иначе вернуть земле натуральные продукты, которыми она нас одаривает…

– И обгадить все, что на ней растет, – подхватил Уилт.

– Если хорошенько отрегулировать туалет, он убьет все микробы, и в результате ты получишь отличный компост.

– Уволь, я ничего получать не собираюсь, я еще жить хочу. Идея – твоя, сортир – твой, вот сама и получай из него что угодно. Только если соседи опять накатают жалобу в Министерство здравоохранения, виновата будешь ты.

Перепалка продолжалась до самого ужина, после которого Уилт уложил дочек спать и в сотый раз начал читать им «Мистера Гампи». Когда он спустился в гостиную, Най с женой уже был там и откупоривал бутылку жгучей крапивянки, орудуя самодельным штопором, который он скрутил сам из старой диванной пружины.

– Привет, Генри! – В его голосе сквозила наигранная доброжелательность проповедника, вообще свойственная всем друзьям Евы, исповедывающим нетрадиционный образ жизни. – покажусь нескромным, но это весьма неплохое вино урожая семьдесят шестого года.