Метта Фуллер - Дневник проказника

— Почему этот малыш похож на Иону? [42] Библейский пророк Иона был проглочен китом, а затем выброшен им наружу.

Жонглер не смог ему ответить, тогда он сказал:

— Потому что его выбросил слон!

Зрители смеялись. Должно быть, этот клоун был невежа — в Библии пророка Иону выбросил совсем не слон!

Дрессированный пони был восхитителен, а когда маленькие артисты прыгали через обручи, у меня по спине забегали мурашки. О, как, я завидовал этим маленьким мальчикам, которые кувыркались и становились на голову своего отца! Я жалел, что мой отец не акробат. Думаю, что я сумел бы так же хорошо стоять на его голове, как они, если бы только он продал дом и поступил в цирк, но у него нет никакого честолюбия.

Когда я буду большой, я смогу сам выбрать себе профессию. Я совсем не бездельничал, пока они выступали; я думал; как хорошо было бы не быть больше осмеянным своим родным городом, не слышать, как раз сто в день тебя называют злым мальчиком, не ходить в школу, не слышать постоянно брани. Я выучусь ремеслу акробата!

После представления я пошел навестить Сюзанну. Я надеялся, что она пригласит меня обедать, потому что они живут в гостинице, и рассчитывал, что когда мы пойдем к столу, то я, быть может, увижу некоторых из этих людей в трико — но, должно быть, они готовят себе сами. Я был разочарован. Я сказал доктору, что если бы у меня было пятьдесят центов, то пошел бы и на вечернее представление, но Сюзи сказала: «Нет, довольно и одного раза, а то ты слишком поздно придешь домой».

Я пошатался по гостинице до вечера, пока они не ушли вместе с другими молодыми людьми.

— Ну, Жоржи, дружок, теперь беги прямо домой, будь хорошим мальчиком, чтобы мама не беспокоилась, — сказала Сюзи.

У меня еще было время. План мой был готов. Я играл на улице с мальчиками часов до девяти, потом побежал в конюшню гостиницы, прошел через нее, вышел из-за большой палатки, где стояли все повозки, пролез в одну из них, завернулся в одеяло, чтобы меня не заметили, лег и стал ждать. Я знал, что все уедут в два часа ночи, я слышал, как об этом говорили. Я хотел, чтобы меня взяли с собою; а на другой день, когда они найдут меня, я скажу, что я сирота и хочу учиться их ремеслу. Тогда они примут меня, а на афише напечатают: «Маленький Жоржи, чудо-дитя, акробатические фокусы которого превосходят все виденное».

Должно быть, я заснул, хотя очень старался не спать. Когда я проснулся, повозка двигалась. Я видел, как сияли звезды, и мне захотелось домой, но я лежал спокойно, не желая, чтобы меня нашли раньше, чем мы будем очень далеко, и не могли отослать назад. Я уже не мог заснуть крепко; фургон покачивался, а кучер ужасно кричал на лошадей. Потом я вдруг совсем проснулся, стало светать, и я мог различать деревья и заборы. Я пошевелился немного, потому что ноги мои одеревенели, и вдруг что-то зарычало! Сердце мое остановилось, а потом забилось вдруг так сильно, словно в ушах у меня прогремела тысяча громов. Я боялся пошевелиться, а ноги у меня болели. Немного погодя, я повернул голову, быть может, на пару сантиметров и увидел льва. Я был в его клетке. Он лежал, вытянувшись, уткнувшись носом в лапы, и подмигивал мне своими желтыми глазами, как будто думал, что это недурная шутка.

«…недурная шутка.»

О, мой дневник, даже если я буду так стар, как Мафусаил [43] Мафусаил — в Библии самый старый человек на земле, дед Ноя; прожил 969 лет. Этим именем называют долгожителей. , я не забуду этого момента! О, это было ужасно! Время страшно тянулось. Настал день. Лев стал махать хвостом и облизываться. Кажется, я потерял сознание. Когда я пришел в себя, я лежал на траве. Несколько человек стояло вокруг меня; вся процессия остановилась. Кто-то прыскал мне водою в лицо. Я сел и спросил:

— Он еще не съел меня?

— Немного недоставало до этого, — сказал кучер. — Скажи, пожалуйста, как ты попал в клетку Цицерона?

Я рассказал ему, как я пролез в повозку, потому что хотел научиться цирковому ремеслу. Все эти грубые люди смеялись и сказали, чтобы я лучше вернулся домой к моей матери.

— Ты можешь поздравить себя с счастливым спасением, — сказал кучер. — Мы оставили старого Цицерона в клетке, потому что он был болен, но как ты вошел в нее? Я рассказал ему, что я открыл что-то, что принял за дверь; повернул ручку и отпер дверь, вошел и снова запер ее — это была задвижная дверь, и я спокойно лег. Потом он рассказал мне, что услышал рычание льва, оглянувшись, увидел в клетке меня и испугался до смерти. Он как можно скорее вытащил меня вон; ему пришлось бить льва своим кнутом. Итак, я поехал до ближайшего города, сидя на высоких козлах, и, преисполнившись отвращения, отказался от циркового ремесла.

Я вернулся домой поздно, после обеда, усталый и с болью в ногах. Наши были рады видеть опять своего скверного мальчика. Они приняли меня, как блудного сына. К чаю была холодная ветчина, печеный картофель и вафли с сиропом. Кажется, никогда еще все это не казалось мне таким вкусным. Наш дом — очень милый дом, и мне уже не кажется особенно заманчивым стоять на голове моего отца, как казалось прежде.

У нас гостит дядя Самсон, он совсем стар, слаб и ужасно смешон. Он богатый и старый холостяк и, может быть, завещает мне свои деньги, если я буду хорошо себя вести.

Язнаю, что сделать, если он оставит мне свои деньги. Я куплю себе пони у мясника! Мне хотелось, чтобы дядя поторопился умереть, потому что отец Боба говорил, что собирается купить пони. У него совсем голое пятно на голове и он так глух, что нужно кричать, как паровозный свисток, чтобы он услышал, или подойти совсем близко и кричать в его слуховую трубку. Наш учитель рассказывал нам, что у нас барабаны в ушах: но у дяди Самсона труба, потому что его барабан сломался.

Это слуховая труба

Она тонка с одного конца и толста с другого, и сегодня, когда я шел в школу, я поговорил немножко в трубу.

— Дядя, правда, что ты живучий? — сказал я.

Он казался удивленным.

— Что ты хочешь сказать, дитя мое? — спросил он.

— Бесс говорит, что ты такой же крепкий, как древесная кора, но ведь бывает же кора, которая сама лопается. Мне бы хотелось иметь доллар, я бы купил у Вилли тележку, чтобы возить домой щепки для кухарки.

Но вместо того, чтобы дать мне доллар, он помрачнел и сказал:

— Что, что? Твоя сестра говорит, что я живучий? Так, так! Подожди же, змея! Я хотел подарить ей хорошенькое шелковое платье, но теперь еще подумаю. Люди, у которых нет денег, всегда воображают, что другие, у которых деньги есть, должны сорить ими, как будто это вода!