Сью Таунсенд - Женщина, которая легла в кровать на год

— А я тебя предупреждала, Брайан. Помнишь, как мы в день свадьбы стояли на церковном крыльце, а я повернулась к тебе и говорю: «Наша Ева — темная лошадка. Она неразговорчива, и ты никогда не будешь знать, что у нее на уме». — Повисла долгая пауза, а затем Руби сказала: — Позвони-ка ты своей маме.

И дала отбой.

Еву потрясло открытие, что ее мать, как выясняется, в последнюю минуту попыталась расстроить свадьбу дочери. Она подтянула к себе сумку, валявшуюся на полу, и пошарила в ней, надеясь отыскать что-нибудь съестное. Ева всегда держала в сумке провиант — привычка, оставшаяся с младенческой поры близняшек, вечно они были голодные, поминутно распахивали ротики, словно птенцы — клювики. Ева нащупала пакет раздавленных крекеров, сплющенный батончик «Баунти» и початую пачку мятных конфет.

А Брайан внизу снова щелкал кнопками.

Звоня матери, Брайан всегда немного трусил, от страха даже начинал слова коверкать. Мать вечно заставляла его почувствовать себя виноватым, и неважно, о чем они говорили.

Ева снова взяла параллельный телефон, осторожно прикрыв микрофон ладонью.

Трубку свекровь сняла мгновенно и рявкнула:

— Да?

— Это ты, мама? — спросил Брайан.

— А кто еще? Сюда больше никто не заходит. Сижу одна-одинешенька семь дней в неделю.

— Но… э-э… ты… гм… не любишь гостей.

— Гостей не люблю, а выпроваживать их люблю. Не тяни, что случилось? Я «Ферму Эммердейл» смотрю.

— Прости, мама, что помешал, — проблеял Брайан, — может, перезвонишь мне во время рекламы?

— Нет, — отрезала она. — Давай разберемся сейчас, что бы там ни было.

— Это Ева.

— Ха! Отчего-то я не удивлена. Она тебя бросила? Как увидела эту вертихвостку, так сразу поняла, что она разобьет тебе сердце.

Брайан задумался, а разбивали ли ему сердце. Он никогда толком не мог сказать, что чувствует. Когда он принес домой диплом бакалавра естественных наук с отличием, чтобы предъявить свое достижение матери, ее тогдашний сожитель заметил: «Наверное, ты очень счастлив, Брайан». Брайан кивнул и натужно улыбнулся, хотя чувствовал себя ничуть не счастливее, чем днем раньше. А мать взяла тисненый диплом, пристально его изучила и нахмурилась: «Тебе придется попотеть, чтобы получить работу астронома. Люди с опытом побогаче твоего не могут трудоустроиться».

— Ева легла в постель в одежде и обуви, — скорбно сообщил Брайан.

— Не скажу, что потрясена, Брайан. Она всегда желала быть в центре внимания. Помнишь, как мы все вместе поехали отдыхать на Пасху в восемьдесят шестом? Твоя жена притащила с собой целый чемодан нелепого битниковского тряпья. Нельзя разгуливать в обличье битника по Уэллс-Некст-зе-Си [1] Курорт в Уэльсе. — Здесь и далее примеч. перев. . Все от нее шарахались.

— Вы не должны были выбрасывать в море мою чудесную черную одежду! — заорала наверху Ева.

Брайан никогда не слышал, чтобы жена кричала.

— Кто это там орет? — удивилась Ивонна Бобер.

— Телевизор, — соврал Брайан. — Кто-то выиграл кучу денег в викторине «Яйцеголовые».

— Она весьма достойно выглядела в тех вещах, что я ей купила.

Ева вспомнила, как достала из пакета кошмарные тряпки. От них пахло так, будто они годами тухли на сыром складе где-то на Дальнем Востоке, а цветовая гамма выедала глаза: сплошь лиловое, розовое и желтое. А еще в пакете лежала пара сандалий, с виду мужские, и старперская куртка цвета беж. Облачившись в этот ужас, Ева увидела в зеркале особу лет на двадцать старше себя.

Брайан жаловался матери:

— Я не знаю, что делать, мамуля.

— Наверное, она наклюкалась. Пусть проспится, — посоветовала Ивонн.

Ева отшвырнула телефонную трубку и завопила:

— В Уэллс-Некст-зе-Си она купила мне мужские сандалии! Я видела там мужиков в таких же, да еще в белых носках! Ты должен был защитить меня от нее, Брайан! Должен был сказать, что твоя жена скорее умрет, чем наденет эти опорки!

От крика у Евы даже горло заболело. Она крикнула Брайану, чтобы тот принес стакан воды.

— Секундочку, мамуля, — сказал Брайан. — Ева просит воды.

Мать зашипела в трубку:

— Не смей таскать ей воду, Брайан! Собственными руками выроешь себе могилу, если пойдешь у нее на поводу! Скажи, пусть сама себе воду наливает!

Брайан не знал, что делать. Он нерешительно топтался в холле с трубкой в руке, из которой неслось ворчание матери:

— Только этого не хватало. Колено опять разболелось — сил нет. Даже хотела врачу позвонить, чтобы отрезал мне ее напрочь.

Так и не положив трубку, Брайан прошел на кухню и открутил кран с холодной водой.

— Мне кажется или у тебя там вода течет? — спросила мать.

— Просто решил сменить воду в вазе с цветами, — снова соврал Брайан.

— Цветы! Вот вы, негодяи, можете позволить себе цветы.

— Это цветы из сада, мама. Ева их из семян выращивает.

— Негодяи, у вас там садик есть! — нашлась Ивонн.

И бросила трубку. Матушка Брайана не имела привычки прощаться.

Налив в стакан холодной волы, Брайан поднялся в спальню. Протянул его Еве, та отпила глоток и поставила стакан на захламленную прикроватную тумбочку. Брайан переминался в изножье кровати. Никто не мог подсказать ему, что делать дальше.

Еве стало почти жаль мужа, но не настолько, чтобы покинуть постель.

— Почему бы тебе не спуститься и не посмотреть телевизор? — предложила она.

Брайан обожал реалити-шоу, где призом была недвижимость. Его героями были Керсти и Фил. Втайне от Евы он написал Керсти, что она всегда такая красавица, и спросил, замужем ли она за Филом или это просто деловое партнерство. Три месяца спустя ему пришел ответ: «Спасибо за проявленный интерес » за подписью «С любовью, Керсти». В конверт была вложена фотография — Керсти в красном платье с внушительным декольте, обнажающим большую часть груди. Брайан хранил фото между страниц старой Библии. Он знал, что там снимок будет в целости и сохранности: книгу никто никогда не открывал.

Вечером мочевой пузырь согнал-таки Еву с кровати. Она переоделась в пижаму, которую, следуя совету матери, купила специально на случай, если угодит в больницу. Мать Евы считала, что пациент, экипированный халатом, пижамой и несессером с добротными туалетными принадлежностями, вызовет у врачей и медперсонала больше симпатии, чем замарашка, заявившаяся в больницу с целлофановым пакетом, набитым дешевым тряпьем.

Приведя себя в порядок, Ева снова забралась в постель, гадая, чем занимаются ее дети в свой первый студенческий вечер. Ей представилось, что они сидят рядышком в комнате, плачут и просятся домой, — именно так они вели себя в первый день в детском саду.

Брианна находилась в общежитской кухне-гостиной. Войдя туда, она наткнулась на парня, одетого как женщина, и девушку, одетую как мужчина. Они болтали о неведомых ей клубах и музыкантах.