Фрэнсис Гарт - Удивительная шайка, или Мальчик-Атаман, Юный Политик и Чудо-Пират

— А я, — сказал с гордостью Бромлей Читтериннгс, — известен повсюду как Чудо-Пират, Юноша-мститель берегов.

— Но как пришел ты сюда?

— Слушай! Мой пиратский бриг, «Прелестная Сирена», стоить теперь в гавани Меггс в Сан-Франциско, под видок судна со всяким хламом. Мой экипаж, пираты сопровождали меня сюда в вагоне-дворце из Сан-Франциско.

— Это должно было стоит дорого, — сказал осторожный Дженкинс.

— Оно было бы дорого, но они уплатили расходы, сделав сбор с других пассажиров — ты понимаешь. Завтра все газеты будут только об этом толковать. Ты получаешь «New York Sun»?

— Нет! я не люблю его политику относительно Индии. Но зачем ты пришел сюда?

— Слушай меня, Дженк. Это длинная и грустная история. Прелестная Элиза Дж. Сниффен, бежавшая со мною из Доэмвиля, была схвачена ее родителями и вырвана из моих объятий в Новой Рошели. Впоследствии я узнал, что Элиза Джен Сниффен, обеднев вследствие банкротства сберегательной кассы, где отец ея был президентом, — чему я много способствовал и воспользовался большею частью вкладов, — должна была сделаться школьною учительницею и уехала на место в учебное заведение в Колорадо, и с тех пор о ней ничего не слышно.

Почему Мальчик-атаман так побледнел и схватился за древко шатра, чтобы не упасть? почему его?

— Элиза Джен Сниффенс, — еле дыша проговорил Дженкинс, — четырнадцати лет, с рыжими волосами и с легкой наклонностью к косоглазию?

— Именно она.

— Боже, помоги мне! Она умерла по моему приказу!

— Предатель! — воскликнул Чиперлингс, бросаясь с кинжалом на Дженкинса.

Но между ними кто-то стал. Легкая грациозная Мушимуш, с распростертыми руками бросилась между рассвирепевшими Чудо-Пиратом и Мальчиком-атаманом.

— Остановись, — связала она строго Чиперлингсу: — ты не знаешь, что делаешь.

Юноши остановились.

— Выслушай меня, — сказала она поспешно. — Когда Э. Дж. Сниффен была захвачена в кондитерской Новой Рошели, она впала в бедность и решила сделаться школьною учительницей. Услыхав, что на западе открывается учебное заведение, она поехала в Колорадо, чтобы взять в свое ведение пансион m-me Шофли, из Парижа. По дороге туда ее взяли в плен эмиссары Мальчика-атамана…

— В исполнение моего рокового обета — иногда не щадить преподавателей, — прервал Дженкинс.

— Но во время захвата ея в плен, — продолжала Мушимуш, — ей удалось вымазать себе лицо соком из ягод индейского плюща; она присоединилась к девушкам-индиянкам и ее приняли за одну из их племени. Не будучи таким образом узнана, она смело вошла в милость Мальчика-атамана — насколько честно и преданно, он лучше ее может сказать — потому что я, Мушимуш, покорная сестра Мальчика-атамана, и есть Элиза Джен Сниффен.

Чудо-Пират заключил ее в свои объятья. Мальчик-атаман, воздев руку, произнес:

— Благословляю вас, мои дети!

— Одного только недостает, чтобы это собрание было полно, — сказал Чиперлингс, немного помолчав, но неспешное появление раба не дало ему договорить фразу.

— Посланный от Великого Отца в Вашингтоне.

— Скальпируй его, — закричал Мальчик-атаман: — теперь не время для дипломатического пустословия.

— Мы и скальпировали его, но он настаивает на том, чтобы видеть тебя, и прислал свою визитную карточку.

Мальчик-атаман взял ее и громко прочел взволнованным голосом:

«Чарльс Франсис Адамс Голэйтли, бывший экзекутор Сената Соединенных Штатов и действительный коммиссионер Соединенных Штатов».

Через минуту входил в вигвам бледный, окровавленный Голэйтли, как будто преждевременно облысевший, но все-таки холодный и разумный. Они бросились к нему на шею, прося у него прощения.

— Не говори более об этом, — сказал он спокойно: — подобные вещи должны и будут случаться при настоящей системе правления. История моя коротка. Достигнув политического влияния, при посредстве митингов, я сделался наконец экзекутором при сенате. Влиянием политических друзей, я был назначен секретарем коммиссионера, которого я теперь и представляю. Через политических шпионов в твоем лагере, я знал, кто ты, а действуя на чувство страха в коммиссаре, бывшем священнике, я легко побудил его отправить меня депутатом к тебе для совещаний. Поступив таким образом, я лишился кожи на черепе, но так как густые волосы — признак юности — мешали моему политическому возвышению, я нисколько не жалею о том. Когда я, еще молодой человек, буду уже плешивым, у меня будет более власти. Вот в нескольких словах условия, которые я имею предложить: можешь делать, что хочешь, идти куда желаешь, только оставь это место. У меня в кармане для тебя ассигновка в сто тысяч долларов на казначейство Соединенных Штатов.

— Но что мне делать с собою? — спросил Читтерлингс.

— О тебе уже подумали. Секретарь Штатов, очень умный человек, решил признать тебя de jure и de facto единственным представителем Патагонского правительства. Ты можешь безопасно ехать в Вашингтон, как чрезвычайный посол. Я обедаю на следующей неделе у секретаря.

— А ты сам, товарищ?

— Я желаю только, чтобы через двадцать лет от настоящего времена вы употребили свое влияние и свои голоса для избрания президентом Ч. Ф. А. Голэйтли.

Здесь кончается наш рассказ. Надеясь, что мои милые молодые читатели извлекут из этих страниц пример или мораль, какие найдут более подходящими их родители и опекуны, я надеюсь в будущем описать дальнейшую карьеру этих трех юных героев, которых я представил благосклонному вниманию читателей в их ранней поре жизни.

Он повторяет известные слова убийцы Линкольна.

Whose soul would sicken o'er the heaving wave.