Игорь Собецкий - Фишки нА стол !

Гринберг скривился.

— Хорошо, допустим, отпечатки пальцев можно стереть. Но существует масса других следов.

— Каких следов?

— Ну, вы же умный человек. Подумайте. Вот, например, волосы, частицы кожи.

— Какой кожи?

— Да вашей же! — Иванов доверительно склонился над столом. — Вы, надеюсь, знаете, что кожа у человека постоянно обновляется? Снизу растет новая, а сверху постоянно отмирает и отслаивается. Знаете?

— Ну.

— Ну так сами подумайте. Мельчайшие чешуйки кожи должны прилипать.

— Чушь.

— Почему это чушь? — Иванов постарался сделать как можно более глупое лицо.

— Никакие чешуйки к пластмассе не прилипают.

— Вы какую пластмассу имеете в виду?

— Ну, рукоятку ножа…

— Стоп! — опер торжествующе откинулся на стуле. — Откуда вам известно, что рукоятка пластмассовая?

— Э-э-э-э, — Гринберг зашнырял глазками.

Иванов не дал ему времени сообразить:

— И откуда вы знаете, что орудие убийства — нож? Я этого слова не произносил.

— Ну и наконец… — Иванов попытался изобразить комиссара Мегрэ. После выдержанной паузы элегантным (насколько мог) жестом он извлек из ящика стола объяснение, которое они с Хусаиновым сочинили полчаса назад, — Вот. Свидетель Меснянкин, проживающий в комнате 1437, указывает, что видел вас выходящим из своей комнаты в двадцать три часа тридцать пять минут, время точное! Как раз в момент, когда наступила смерть потерпевшего.

Хотя в указанной комнате действительно проживал некий студент Меснянкин, однако никаких показаний он не давал и вообще отсутствовал в тот день. Липовое объяснение подшивать в дело никто не собирался, но глупо не использовать для раскола имевшуюся информацию. Привлекать настоящего свидетеля — видевшую его в 23:35 Светлану, о которой говорил Есаул, было нельзя, чтобы не засветить стукача.

Известно, что агент дороже любой информации, которую он передаст. Как-то Кулинич сподобился наблюдать у Хусаинова замечательную сцену. На его глазах зам по розыску, припугнув двух пойманных за спекуляцию студентов отчислением из университета, содрал с обоих подписки о согласии сотрудничать. Глядя на такое вопиющее нарушение всех и всяческих правил агентурной работы, Сергей только рот раскрыл. После того, как ребят отпустили, он поинтересовался у Хусаинова, всерьез ли тот надеется получать от них информацию.

— Нет, конечно, — ответил зам. — Я с ними больше дела иметь не буду.

— А зачем же тогда это?

— А надо же отчитываться. Неужто я сведения о моих настоящих агентах наверх отправлю?

Если в других областях требования секретности соблюдались не слишком строго (честно говоря, на них всегда плевали), то в агентурной работе все опера даже перестраховывались сверх требований Приказа, ибо понимали прекрасно, что лишение агентуры лишит их половины всей раскрываемости.

Но вернемся обратно.

— Ну, — продолжил Иванов, как только Гринберг просмотрел объяснение, — ну, скажите еще раз, что вы в это время смотрели кино!

— Вы, кажется, еще и название фильма помнили, — поддержал Хусаинов, не давая возможности допрашиваемому сосредоточиться.

— Да, "Молчание ягнят".

— О чем фильм, можете рассказать?

— Конечно! — Гринберг явно приободрился.

— Ну, расскажите.

Гринберг начал пересказывать сюжет. Иванов слушал его с нескрываемой иронией на лице. Под конец Гринберг снова занервничал.

— И вы настаиваете на этой версии?

Гринберг кивнул.

— Что ж, мы ее проверили, — Иванов с торжествующим видом вытащил протокол допроса киношника, на это раз уже без всякой липы. — Вы опять попали впросак, Руслан Аркадьевич. Не было тогда этого фильма. Не-бы-ло.

Ознакомившись с показаниями киношника, Гринберг заметно погрустнел. Внимательно посмотрев на Иванова, он опустил глаза и пробормотал:

— Хотите взять меня на испуг? Как это не было фильма? Все прочие были, а именно в тот день не было? Чушь это все. Придумали, чтобы выбить из меня признание. Не верю я этому протоколу. Вы его сами написали.

— Конечно, сам, — спокойно заявил Иванов, глядя прямо на собеседника. Там это указано. Написал именно я. Со слов гражданина Карасева. Хотите с ним очную ставку? Будет очная ставка! И с ним, и другие свидетели подтвердят, что в тот вечер демонстрировался иной фильм.

— Вы сказали, что не верите в такое совпадение? — напирал со своей стороны Хусаинов. — Что именно в тот вечер заменили фильм на другой?

— Да, не верю. Вы это придумали, — повернулся в его сторону Гринберг, но голос звучал гораздо менее уверенно. Слова "очная ставка" его порядком напугали.

Иванов моментально понял мысль и напустился на подозреваемого со своей стороны:

— Верить или не верить в совпадения может лишь тот, кто не видел своими глазами. Если бы вы там были, если бы ЗНАЛИ, то не говорили бы "верю, не верю". Таким образом, вы сами продемонстрировали, что все ваше алиби выдумка!

Несколько секунд до Гринберга доходил смысл сказанного. Иванов предоставил ему такую паузу и как только понял по расширившимся глазам Руслана, что тот переварил мысль, напористо продолжил допрос:

— Отвечай на вопросы быстро, не задумываясь. Только "да" или "нет". Ты уже судился?

— Нет.

— Наркотиками колешься?

— Нет.

— Деньги у Фотиева брал?

— Нет.

— Ты собачился с Фотиевым?

— Нет.

— Знаешь, где орудие убийства?

— Нет.

Иванов обратил внимание, что на последние два вопроса Гринберг отвечал с задержкой — примерно на секунду позже, чем на предыдущие. Перед ответом, он прокручивал в мыслях упомянутую сцену. Если же отвечал моментально — значит, вспоминать было нечего.

Иванов продолжал бомбардировку вопросами:

— Тебя видели в тот вечер в общежитии?

— Ты спрятал орудие убийства?

— Ты пил вместе с Фотиевым?

— Был в компании третий?

— Кузьминский Олег здесь замешан?

— Дрожжина угрожала Фотиеву?

Ответов он не слушал, фиксируя лишь время реакции отвечающего и движения его глаз. Анализируя реакцию, он быстро нащупал истину и дальше уже бил в точку:

— Водку ты покупал?

— Ты с ним поссорился?

— Свидетеля ты не заметил или пожалел? Ведь он-то тебя хорошо запомнил!

Прессинг со временем дал результат.

— Итак, давайте попробуем восстановить всю картину преступления, — перенял инициативу Хусаинов. Хотя Гринберг еще не признался, разговор вели уже так, будто признание есть. Ему будет легче.

Возвращаться, хоть и мысленно, на место преступления всегда нелегко. Особенно для таких эмоциональных натур, как наш подопечный. Уловив это, Хусаинов старался как можно более ярко описать картину той ночи. Внимательно следивший за реакцией подозрева емого Иванов подавал знаки типа "горячо-холодно".

— Я его не убивал!!! — Гринберг бился в истерике.