Джером Джером - Досужие размышления досужего человека

Свет в балагане меркнет. Струны, что поднимали наши веки, лопнули. Веревочки, которые удерживали нас на ногах, перетерлись, и мы бесформенной кучей лежим в углу сцены. Где вы, братья и сестры — комедианты? Почему вокруг темно? Зачем нас суют в этот черный ящик? Чу, слышите? Где-то далеко-далеко, тихо-тихо играет кукольный оркестр. (Вступает «Похоронный марш марионетки» Ш. Гуно.)

© Перевод М. Клеветенко

— Очень приятно. До чего в последнее время жарко… я хотел сказать, холодно. Простите, не совсем уловил ваше имя. Премного благодарен. Да, тут слегка душновато.

И наступило молчание. Ни один из нас не знал, что сказать дальше.

А случилось вот что: хозяин дома встретил меня в дверях и сердечно пожал руку.

— Так рад, что вы смогли прийти, — сказал он. — Тут некоторые мои друзья очень хотят с вами познакомиться. — Он суетливо повел меня по комнате. — Чудесные люди. Они вам понравятся — прочитали все ваши книги.

Он подвел меня к величественной даме и представил. Мы обменялись обычными любезностями, и она, как я понял, стала дожидаться, когда я скажу что-нибудь умное, оригинальное и тактичное. А я не знаю, пресвитерианка она или мормонка; сторонница протекционизма или свободной торговли; обручена или недавно развелась.

Один мой друг пользуется весьма разумным способом — он рассказывает краткую биографию человека, с которым хочет тебя познакомить.

— Хочу представить тебя миссис Джонс, — шепчет он. — Умная женщина. Два года назад написала книгу. Забыл название. Что-то о близнецах. Не ест колбасу. Отец держал мясную лавку в Боро. Муж на Бирже. Не признает кокаина. Лучше всего держаться ее книги. Там полно всего о платонической дружбе. И не смотри на нее слишком пристально — у нее легкое косоглазие, которое она пытается скрыть.

Тут мы как раз подходим к леди, и он представляет меня, как своего друга, просто умирающего от желания с ней познакомиться.

— Хочет поговорить о вашей книге, — поясняет он. — Полностью не согласен с вами на предмет платонической дружбы. Я уверен, что вы сумеете его переубедить.

Это уберегает нас обоих от множества сложностей. Я сразу же завожу речь о платонической дружбе и задаю ей вопросы о близнецах, избегая колбасы и кокаина. Она думает, что я исключительно интересный мужчина, а я не так сильно скучаю, как мог бы.

Иногда я думаю, что всем нам в светском обществе очень бы не помешало носить аккуратные карточки, скажем, пришпиливать их на спину, с необходимыми сведениями: правильно написанное имя (и как оно произносится); наш возраст (по правде говоря, не так уж это необходимо, но ради того, чтобы поддерживать беседу. Однажды я серьезно обидел немецкую леди, потребовав от нее сведений о франко-германской войне. На мой взгляд, она бы не стала возражать, если бы ее приняли за сорокалетнюю, но оказалось, что ей тридцать семь. Не будь я англичанином, пришлось бы драться на дуэли); наши религиозные и политические воззрения; непременно список тем, в которых мы лучше всего разбираемся; и несколько фактов о нашей карьере — достаточно для того, чтобы незнакомец случайно не попал впросак (выражаясь вульгарно). Прежде чем отпустить шутку о демпинге или начать дискутировать о дешевой китайской рабочей силе, можно заглянуть за спину и проверить, нет ли у собеседника пометки «идет напролом» или «за буров». Гости, ищущие покладистых собеседников (покладистый человек, согласно определению покойного лорда Биконсфилда, — это человек, который во всем с вами согласен), могут сделать правильный выбор.

— Прошу прощения, не будете ли вы так любезны повернуться на минутку? А, «оригинал-вагнерианец»! Боюсь, мы с вами не найдем общего языка, я предпочитаю итальянскую школу.

Или:

— Как восхитительно! Я вижу, вы не верите в вакцинацию. Позвольте пригласить вас на ужин?

С другой стороны, те, кто любит поспорить, всегда смогут подобрать подходящего оппонента. Можно назначить распорядителя, он будет стоять в центре комнаты и вызывать партнеров: «Леди с устойчивыми взглядами в пользу женского избирательного права желает познакомиться с джентльменом, придерживающимся убеждений святого Павла. С намерением поспорить».

Некая американская леди год или два назад написала мне по-настоящему хорошее письмо: она с таким пониманием оценивала мою работу, критиковала ее, проявляя сочувственный интерес, и добавила, что, будучи летом в Англии, едва не приняла приглашение на встречу со мной, но в последний момент передумала; она чувствовала уверенность (леди изложила свою точку зрения весьма любезно, но сводилось все к этому), что при личной встрече я не смогу оправдать ее ожиданий. Я искренне пожалел, что леди пошла на попятный; право же, встреча с такой здравомыслящей женщиной дорогого стоит. Автор, которого представляют людям, прочитавшим (или утверждающим, что прочитали) его книги, всегда чувствует себя, как мужчина, впервые встречающийся с родственниками своей будущей супруги. Они очень милы. Они изо всех сил стараются, чтобы он чувствовал себя непринужденно. Но он интуитивно понимает, что разочаровал их. Я вспоминаю, как совсем молодым человеком посетил прием, где основным гостем был знаменитый американский юморист. Я стоял сразу позади леди, беседующей со своим мужем.

— Он выглядит совсем не забавно, — говорила леди.

— Вот те на! — отвечал муж. — А как он, по-твоему, должен выглядеть? Ты что думала — у него будет красный нос и повязка на глазу?

— Ну, право же, он все равно мог выглядеть более забавно, — возразила леди с крайним неудовольствием. — Иначе чего ради мы сюда пришли?

Мы все знаем историю о хозяйке дома, которая, перегнувшись через стол, попросила одного остряка, не будет ли он так любезен поскорее сказать что-нибудь смешное, потому что ее дорогим деткам уже пора идти спать. Детки, думаю я, не привыкли к острякам, не желающим быть смешными. Однажды я пригласил к себе в гости на выходные приятеля. Он комедиант, и до его появления я распространялся о его чувстве юмора — вероятно, несколько опрометчиво — в присутствии некоей юной особы. Она живет со мной, слушает только то, чего не должна, и никогда не слышит того, что следует. Так сложилось, что в тот вечер он был не в комическом настроении. После обеда моя юная родственница забралась ко мне на колени и целых пять минут сидела молча, а потом прошептала:

— Он сказал что-то смешное?

— Ш-ш-ш. Нет, еще не сказал, не будь дурочкой.

Пять минут спустя:

— А это смешно?

— Ну конечно, нет.

— Почему?

— Потому что, разве ты не слышишь? Мы беседуем о пенсиях по старости.

— А что это?

— О, это… сейчас не важно. Это не такая тема, где можно смеяться.