Артур Гафуров - Учитель Истории

Но с Ханом вышел лютый облом — он просто-напросто не пришел. Вообще никто не пришел. Добрых сорок минут топтался я на старом кладбище, переходя от могилы к могиле и за это время успев выучить имена, кажется, всех настоятелей Успенского монастыря со времен воцарения Романовых. Но мое уединение так и не было нарушено.

В школе Ганеева тоже не оказалось, как и его ближайшего соратника Хасамеева. Они вообще не приходили на занятия. Об этом мне сообщила Елена, которая как раз вела урок у одиннадцатого класса. Увидев в дверном проеме мое лицо, она прервала занятие за десять минут до звонка, выгнала всех вон, а потом… Следующие четверть часа имели шанс стать самыми тяжелыми за все время моего пребывания в Младове. Ей-богу, лучше еще раз переночевать в пещере, чем слушать ее упреки по поводу неоправданных надежд и преданного доверия.

— Я думала, что могу положиться на тебя! Я верила тебе! Паша рекомендовал тебя как отличного специалиста, как прекрасного человека! А ты… Ты чуть не угробил мою дочку! Ты оставил нас без жилья! Где Юлиан? Где его жена?! Что мы скажем в понедельник в суде?!! Ты все испортил! Проводи сегодняшний урок, и чтобы я больше никогда не видела тебя в моей школе!

Мне ничего не оставалось, как извиниться за все и пойти на свой последний урок. Вдогонку донеслись сдавленные рыдания.

И вот сейчас, оказавшись перед взрослым громобоем — настоящим бандитом, а не его подростковым эрзацем, — я не чувствовал страха. Пусть вас много, пусть вы организованы и пусть вы легко сможете прихлопнуть меня, как только возникнет такая необходимость — это не важно. Я приложу все силы, чтобы положить конец вашим деяниям, чтобы предотвратить катастрофу. Нужно лишь немного гибкости, чуточку смекалки, умеренное количество смелости… И много-премного везения.

— Вы урок-то будете вести? — Сливко без разрешения встал с места и пересел за первую парту, потеснив одиноко сидевшую там девочку. — Или сразу к делам приступим?

— У меня нет с вами никаких дел.

— С нами? С какими такими нами?

— С теми «нами», про которых говорил твой друг Глазунов на позапрошлом уроке, — на всякий случай я отступил на шаг назад, к доске. — Если не стесняетесь, я могу все рассказать при учениках.

— А что мелочиться, — новенький также переместился поближе ко мне, заняв пустое место за второй партой. — Соберите всех в актовом зале да расскажите. Это ведь такой большой секрет! Громобоям нужна коллекция Юрьевских! Громобои ограбили инкассаторов! Громобои убили черных археологов! Громобои повинны в бесовской субботе! Громобои подожгли общежитие! Да все и так в курсе, что за всем стоят громобои! Но громобои за истинную веру, за русскую веру. Цель громобоев оправдывает любые средства. Или ты расскажешь всем, куда подевались твои друзья узкоглазые? Которые решили за твой счет рыпнуться на нас. На нас, на русских! Что? Ты и сам не знаешь, куда они подевались? Какая досада…

— Ты забыл упомянуть про квартиру Ааронова, — напомнил я. — Пока одни ваши дружки жгли мою машину, другие копались в вещах умершего человека. Которого любила вся школа, весь город. Не при вашем ли содействии он умер?

— Не при нашем, — ответил он, сам того не заметив перейдя на «мы». — Если ты думаешь, что мы смогли бы поднять руку на самого уважаемого человека в городе — ты совсем нас не знаешь. Так же как осквернить память о нем. Это твой друг Шизик сделал.

— Женя? — я не поверил своим ушам; по классу разнесся чуть слышный ропот. — Быть не может… Ты врешь.

— Больше некому, — старший громобой повернулся к ученикам. — Кстати, ребятки, вы знаете, что это именно ваш уважаемый Евгений Валерьевич влез в монастырь и стащил оттуда саблю князя Младовского и ожерелье его бабки? Да, да, и не надо кивать на громобоев. У нас никогда бы и мысли не возникло грабить церковь.

— А убивать инкассаторов? — похоже, я начал нарываться, окрыленный мыслью, что мой друг все-таки смог ускользнуть из лап преступников. — Это нормально, по-вашему?

— Не сравнивай быдло со святым, — отрезал Сливко. — Они нам никто.

— А кто вам тогда кто, прошу прощения за каламбур?

— Они все, — жест в сторону учеников. — Они нам кто. Они наши, младовские. А ты — нет. И пришлые — все эти Ганеевы, Джунгуровы, Хасамеевы — тоже нет.

— Тогда зачем вы хотите разрушить город? — я никак не мог взять в толк. — Если вы так любите его, так защищаете?

— Тебе уже и про это нашептали, — улыбка сошла с лица старшего. — Может, и точные сроки назвали? Или вместо подробной лжи озвучили только поверхностную? Чтобы можно было дать простор фантазии?

— Что он имеет в виду? — подал голос Чупров.

— Хлеборезку прикрой, — Сливко, похоже, сам испугался, возможных последствий брошенной мною фразы. — Мы ничего такого не собираемся делать. Слышите? Это неправда. Мы всегда стояли за город и в обиду его не дадим. Ну что, Плед, заканчиваем урок?

— Да, пожалуй, — согласился его подельник. — Детки, вы свободны. Расскажите мамам и папам все, что слышали. И про Ааронова, и про храм, и про Шизика. А с Филиппом Анатольевичем мы еще побеседуем. Замутим, факультатив, так сказать.

— Короткий что-то урок получается, — я отступил еще на полшага назад и взял в руки лежавшую на полочке возле доски деревянную указку. — Я еще даже не начал спрашивать домашнее задание.

Указка была длинная, остро заточенная, с резной рукояткой — по всему, хозяин кабинета получил ее в подарок на какой-то праздник. Пистолет отца Яны лежит в портфеле, но пока его достанешь, пока взведешь…

— Ты хочешь, чтобы они остались? — в лоб спросил Плед. — Хочешь, чтобы они видели?

— Нет, — тут же сдался я. — Не хочу.

— Тогда все вон.

Я бросил взгляд на висевшие на стене часы. Половина третьего. До звонка еще почти полчаса. За окном третий этаж, прыгать… Ну, не самоубийство, конечно, но койко-место по соседству с Яной я себе гарантированно обеспечу. Хорошо, что она сейчас не видит всего этого.

А класс уже опустел.

— Что-то я Телиги не видел, — Плед вопросительно посмотрел на Сливко. — Зачетная деваха была… Пока с узкоглазиками гулять не начала.

— Она в больнице, — ответил Сливко. — В гипсе. Давай быстрее с ним, пока кто-нибудь их этих оболтусов не побежал жаловаться завучихе. Она его крышует.

— Больше не крышует. С тех пор как он дело в суде провалил.

— А ты откуда знаешь? — вмешался я. — Я вообще тебя впервые вижу.

— А я тебя нет. Так, теперь отвечаешь быстро и по существу. Три вопроса. Первый: где прячется Шизик? Второй: где он прячет сокровища Юрьевских? Третий: куда делся Юрьев? Ответишь на все три — свободен.

— Кто такой Юрьев?

Вместо ответов на три вопроса я произнес всего три слова. Первые, что пришли в голову. Вполне логичные, по-моему, когда тебя спрашивают о судьбе человека, о существовании которого секунду назад ты даже не подозревал.