Сергей Козлов - Байки офицерского кафе

После непродолжительной перепалки с летчиками сел все-таки ведомый борт. Витольд с бойцами умело оттеснили отстреливающихся духов от машины. Поняв всю бесперспективность сопротивления, духи, которых всего было человека четыре-пять, отошли, успев забрать у убитых оружие и документы. Как, находясь в воздухе, Сабодин проглядел их отход, остается загадкой. Огонь прекратился, и сержант смог организовать досмотр, но, кроме горящей машины, в которой, кстати, тоже ничего не было, и двух убитых моджахедов, ничего найти не удалось. ПОЦ руководил действиями подчиненных по радиостанции.

— Грузите в вертолет и уходим! — орал он, прижимая рукой ларингофон радиостанции.

— Что грузить? — недоумевал Витольд.

— ВСЕ! — продолжал бесноваться Сабодин. — Оружие, боеприпасы, документы.

— Так ведь нет ничего, — отвечал Козлаускас. — Только трупы.

— Грузи! — кричал Сабодин.

— Что грузить? Трупы, что ли? — психанул сержант.

— Грузите трупы! — завизжал лейтенант. — Я приказываю!

Пожав плечами с нордическим спокойствием, Витольд приказал бойцам грузить тела борцов за веру.

Увеличив обороты и задрав хвост, МТэшка, как огромная стрекоза, отвалила вперед и в сторону. Пора было возвращаться. Когда вертолеты легли на обратный курс, набрав высоту две с половиной тысячи метров, Сабодин, видимо, успокаиваясь, начал соображать и, очевидно, догадался, что за трупы двух афганских граждан без оружия, подтверждающего их принадлежность к душманам, и без документов, указывающих на то же, его не наградят. А вероятнее всего, «вдуют». Прикинув так и сяк, Вовчик решил избавиться от покойников, выбросив их над пустыней. Но тут воспротивились летчики, опасаясь, что если тела найдут, то «всех собак» повесят на них, поскольку никак иначе, кроме как по воздуху, покойники в пустыню попасть не могли, да еще имея повреждения, характерные для падений с большой высоты.

— Раз забрал с собой, с собой и вези! — вполне резонно сказали ему «летуны».

Прибыв на аэродром и разгрузив вертолеты, Вовка рванул в батальон, оставив у тел убиенных «почетный караул». Именно в этот момент я его и встретил. Теперь мне была вполне понятна реакция комбата. Куда девать двух «жмуров», не знал никто. Ситуация была явно нештатная. Посоветовавшись со своими замами, комбат решил поручить эту щекотливую миссию начальнику разведки по кличке «Лохматый», получившему ее, как это обычно бывает, не за пышную шевелюру, а за блестящую лысину.

Лохматый был парень без комплексов. После нескольких допросов, на которых ему пришлось присутствовать, комбат высказался фразой из фильма: «Поручик, я сомневаюсь, была ли у вас мать».

Получив распоряжение, поручик лишь спросил:

— А куда их девать-то?

— Отвези их в ХАД, — поморщившись, сказал комбат. — Может, там возьмут.

Однако там принимать не захотели. Когда Лохматый подъехал к зданию контрразведки на трофейном «симурге», в кузове которого накрытые каким-то тряпьем лежали трупы, часовой его узнал и, ничего не подозревая, пропустил.

— Привет, мужики! — весело обратился к знакомым советникам никогда не унывающий «поручик». — Я вам духов привез!

— Привез, так веди, — отозвался один из советников, не поднимая головы.

— Так они не могут, — хихикнул Лохматый.

— Раненые, что ли? — поинтересовался другой. — Так от них только морока.

— Нет! — радостно возвестил «Гриха». — Убитые!

— Так на хрена они нам?

— Не знаю. Комбат просил передать.

— Да пошел ты вместе с комбатом, — резонно возмутились ХАДовцы и назвали адрес.

Обескураженный начальник разведки, в конце концов, поведал советникам, что это за «пассажиры» у него в кузове и откуда они взялись. Пожалев его, ХАДовцы посоветовали:

— Вывези ты их «по-тихому» на свалку и там где-нибудь сбрось, чтобы никто не видел.

Что и было сделано. Около семи вечера, когда по свалке вовсю бродят местные жители в поисках дерева, бумаги и еще Аллах их знает чего, к ней подъехал хорошо известный всей округе трофейный «симург» спецназовцев. Из него вышли Лохматый и водитель. Деловито открыв борт и отбросив тряпье в сторону, они вытащили сначала один, а потом и другой труп и «на раз-два» сбросили их в канаву. Также деловито, закрыв борт, они уселись в машину, оставив наблюдателей с открытыми ртами и вытянутыми физиономиями. Эскадрон смерти, да и только.

Сабодин немного позже все-таки дал результат, но, как это и следовало ожидать, не просто, а с извращениями. Находясь в засаде, он умудрился сесть на самом правом фланге группы, которая располагалась в сухом русле. Ночью с его направления на засаду вышла машина, груженная оружием и боеприпасами. Не дав ей приблизиться к засаде, ПОЦ открыл по ней огонь метров с пятидесяти, исключив тем самым участие в засаде всех остальных. Он так увлекся, поливая машину огнем, что в конечном итоге, поджег ее. Разгоревшись, машина стала взрываться. Вовке же стали мерещиться духи, которые окружают его и хотят растащить с таким трудом добытые, наконец, трофеи. ПОЦ связался по радио с ЦБУ. По его просьбе были подняты Ми-24, на которых мне пришлось летать над ним до утра, пересаживаясь с одного борта на другой, когда кончалось топливо. Утром привезли группу и все, что осталось от трофеев: обгорелые стволы, покореженные патроны, неразорвавшиеся мины. Воевать с ним духи так и не пришли. Я их понимаю. Они его презирали.

Позже Сабодин потерял в бою автомат, чем «вконец достал» командование отряда, которое давно подумывало, куда бы деть этого дурака. Воспользовавшись очередным приездом в отряд начальника штаба округа, генерала-лейтенанта Гусева, комбат подал списки офицеров, подлежащих переводу из спецназа в пехоту по профессиональной непригодности. В этих списках были лейтенанты Марченко и Сабодин.

Увидев списки, Гусев решил лично взглянуть на этих офицеров. Посмотрев на них, Гусев, не отличавшийся особой мягкостью характера, видимо, пожалел их и спросил: «Есть ли какие-нибудь просьбы?». На что Сабодин снова скроил рожу имени Олега Кошевого из кино и, шагнув вперед, проникновенно произнес: «Позвольте остаться в спецназе!».

Заглянув в сумасшедшие глаза, генерал отшатнулся от него, как от прокаженного, и, замахав руками, сказал «Все! Все! Достаточно! Уводите скорее!».

Так Сабодин попал в дшб, а наш отряд зажил размеренной жизнью.

Леонида Федоровича Рожкова еще в курсантские годы прозвали «Лэхой» за характерный южнорусский выговор и некоторую заторможенность.

Был он заместителем командира третьего взвода девятой роты.

Типичная картина. Командир взвода:

— Рожков, сколько у тебя человек в строю?