Марсель Салимов - Юмор — выше пояса. Записки сатириста. Смехотворения

А тут следом, краем глаза вижу, одна старушенция за мной не поспевает. Кажется, знакомая. Где-то, когда-то, вроде как бы видел, а вот где?.. Не помню. Хочет догнать, что-то сказать. Ой, знаю, как назойливы эти дамы в летах, не отвяжешься. Начнёшь слушать – день потеряешь. Нарочно ускоряю шаг. Она уже и по имени меня зовёт, но я как будто не слышу. Делаю вид, что страшно спешу.

Вдруг сзади что-то грохнулось, будто бревно упало. Оглянулся – и…

Дык это же наша некогда красавица-однокурсница Фируза. А тут, задрав ногу, лежит на тротуаре.

– Ну всё, сломала! – всхлипнула она. Я бросился ей на помощь:

– Что сломала, ногу?.. Здравствуй!

– Да ладно бы ногу… Привет! Как дела?

– Ребро? Шейку бедра? Да я нормально.

– При чём тут бедро-ребро? – рассердилась она. – Не видишь, каблук полетел.

– Фу, ты, слава Аллаху! – облегчённо вздохнул я. – Хорошо, что не ребро.

– Ребро сломаешь – заживёт. А вот каблук… – чуть не плачет Фируза.

Пришлось прямо на улице её успокаивать:

– Нельзя же так бежать в нашем возрасте…

– Бежать, тебе! Сам вон только что скакал, как жеребец, за той длинноногой.

– Извини, Фируза. Это я просто задумался. Вот и бежал.

– Знаю я, о чём вы, старички, задумываетесь, когда видите коротенькие юбки.

– Да не-ет… Размышлял о судьбе нашей демократии. А бежал, потому что в голову пришло одно интересное сравнение.

– Какое?

– Вот прикинь сама. Наша демократия как юбка девушки. Или её безмерно укорачивают, или бездумно удлиняют. Середины нет. Вот новые хозяева, чтобы вернуть доверие народа, проводят так называемую открытую политику. Приоткрыли неблаговидные делишки некоторых чиновников, все их грехи и обнажились. Вон как у девушки в мини-юбке.

– Одела бы длинное платье, – назидательно подметила моя сокурсница, – кривые ноги никто бы не заметил.

– В том-то и секрет демократии: и кривое, и прямое – всё выставляют, как есть.

– Недавно я в деревне побывала. Там мне брат рассказывал, как районный глава вместе со своей роднёй прихватизировали всё, что только можно. Брат говорит, анонимку на него выложу в интернете.

– Пусть выкладывает. Раньше все недостатки публиковали в журнале «Вилы», а сейчас вывешивают в блоге президента.

– Демократия! Сам же говоришь, она как девичья мода – то мини, то макси. А моду как не крути, всё равно выше самой высокой мини не поднимется, ниже самой низкой макси не опустится.

Пока мы с Фирузой обсуждали такую важную проблему, рядом с нами какой-то парень в коротких шортах обнял девушку в мини-юбке и поднял её на руки. Юбка поползла наверх, закрыв оголённый пупок с колечком.

– Ну чего ты на них уставился, бесстыдник?! – прикрикнула на меня Фируза. – Демократию, что ли, не видел? – Она схватила свою сломанную туфлю и вдруг приказала: – Подними меня! Ты же не позволишь подруге юности ковылять без каблука. Помнишь, как ты однажды нёс меня на руках от дискотеки до самой общаги?

Я вспомнил свою молодость, прошедшую без демократии, прекрасных девушек в длинных «недемократичных» платьях. Затем поднял в разы потяжелевшую с тех пор Фирузу и, пошатываясь, зашагал в ближайшую обувную мастерскую.

Было это в те времена, когда люди ещё в пещерах жили. Отнюдь не смущаясь подобным способом разрешения жилищного кризиса. Да и смущаться было некого. Кругом только женщины – амазонки. Матриархат, одним словом.

А во главе рода стояла вся высохшая от старости, беззубая и облысевшая старуха по имени Ташбашка. Просыпается, значит, эта Ташбашка утром, собирает своих красавиц и начинает привычный утренний обряд словами:

– Хорошо-о-о! Кругом такая красота! И ни одного мужика – отравителя природы! А то им вечно неймётся что-нибудь схимичить: то самогонный аппарат, то пивоваренный завод. Это ещё в лучшем случае. Ведь иной с утра мается, встать не в состоянии. И где мы ему огуречный рассол возьмем, если огурцов ещё не изобрели. Про соль вообще никто ничего не слышал. Это потом только придумают вредную для здоровья соль. Потому что мужик, оказывается, без солёненького ну никак не может. Или без футбола. Или без телевизора. Что ни говори, без мужчин спокойнее, полезнее для здоровья. Пусть их никогда не будет в нашем роду!

Вдруг послышался какой-то шум. Ташбашка видит, кто-то бегает. Зверь не зверь, птица не птица. Что-то двуногое, бородатое, усатое.

– Ловите! – кричит Ташбашка амазонкам. Поймали. Связали. Рассмотрели.

– Господи, это же мужик! Откуда он взялся?!

Мужик, хотя он и связан по рукам и ногам, тем не менее, похоже, рад, что попал нечаянно в такое исключительно женское общество.

Улыбка, однако, вмиг слетает с его губ, как только амазонки заговорили, что с ним делать. Одни предлагают сварить. Другие хотят попробовать его в жареном виде. А одна молоденькая чувствует всё более нарастающее беспокойство. Она даже норовит потрогать пленника за разные его места и части тела. Другая, старше возрастом, предлагает оставить его в общине для продолжения рода. Но ещё более постарше сомневается:

– Кто его знает, работает ли у него это хозяйство, которое для продолжения рода? Надо бы проверить…

– А кто проверит? – спрашивает Ташбашка.

– Я! Я буду проверять! – кричит юная амазонка и всё рвётся, расталкивая других, к пленнику.

Однако остальные оттаскивают её в сторону, дескать, тебе ещё рановато, есть более опытные для этого дела.

Начали спорить. Глядишь, уже с кулаками друг на друга лезут. И тут Ташбашка закричала властным голосом:

– Стоп, красавицы! Сначала я сама проверю!

И скинула набедренную повязку и, плотоядно улыбаясь беззубым ртом, набросилась на мужика. А он дико закричал и… проснулся.

Побывавший в гостях у амазонок облегчённо перевёл дух и нежно прижал к себе жену, к которой в последнее время относился как-то без внимания…

Смотрю на улицу через решётку. Вот сосед ищет чего-то в мусорной яме. Вот другой сосед в «Мерседесе» кинул ему коробку из-под сигар. Хорошо тому, кто на свободе. Делают, что хотят, не стесняясь.

Нет, я не в тюрьме. Я в клетке. В золотой клетке. В самом роскошном доме нашего города. Ведь я самая красивая жена самого богатого человека!

А началось с того, что приняла участие в конкурсе красоты. И заняла первое место. Спонсор и говорит:

– А тебя, милая, награждаем путёвкой на Канарские острова.

– Ой, не надо! Так далеко не поеду.

– Не бойся. И я с тобой. Со мной не страшно.

С ним, конечно, как у Христа за пазухой. Сам он мусульманин, но ни по-башкирски, ни по-татарски «бельмес». Поэтому его зовут новым русским. Хотя разговаривает он по-английски. Он стал моим гидом. На этих самых Канарах. А потом и мужем. Всё на тех же островах.