Ману Джозеф - Серьезные мужчины

– Они пластиковые.

– Металлические.

– Ладно, для верности не надевай под дождь.

– Такое забавное. Где ты все это берешь?

– Не забавное это, дура. Это девушки сейчас носят.

– Откуда ты столько всего знаешь про девушек? – спросила она, теребя лифчик. – Такое забавное. Я не могу это носить. Что люди скажут?

– Надеюсь, люди не узнают, что́ ты носишь под одеждой.

Она хлопнула его по ляжке. От вида изящного бежевого лифчика она опять захихикала. Айян сказал ей профессиональным тоном:

– У тебя от него будут упругие груди. А то обвиснут, как у твоей матери.

– Не говори так о моей матери.

Айян ткнул ее в бюст.

– У грудей есть глаза, Оджа. Сейчас они смотрят на меня. Я не хочу, чтобы они уставились в пол, как у твоей матери.

Он вспомнил занятный факт из тех, что он почти ежедневно подбирал для нее.

– Знаешь, Оджа, – сказал он ей, как обычно, – средний вес женской груди – восемь килограммов.

– Правда?

– Да.

– Это же очень тяжело, – сказала она. Тут взгляд ее упал на другой пакет, поменьше. – А это что?

– Это для Ади.

Айян спустился с пакетом. Оджа – за ним.

– Я тебе кое-что принес, – сказал он сыну. Ади вскочил. Разорвал упаковку, и на пол выпал рулон туалетной бумаги. От вида туалетной бумаги Ади хохотал до упаду. Она его страшно веселила. И Айян время от времени воровал рулоны в Институте. Но было в пакете и еще кое-что. Кубик Рубика.

– Нужно крутить, пока каждая грань кубика не будет своего цвета, – объяснил он. – Мало кому в мире удается. Но ты же гений.

– У некоторых мальчиков в школе есть, – сказал Ади.

– Не давай ему такое, – сказала Оджа и отняла у Ади игрушку. Мальчик попытался забрать ее у матери, но ростом пока не вышел. – Делай свое накаджание, – сказала она. – Ты ему все время даришь такие штуки, – обратилась она к мужу. – Не играйся с его мозгами.

– Но он же гений.

– Я хочу, чтоб он был нормальным. Надо заставлять его заниматься чем-нибудь нормальным.

– Что тут поделаешь, если он ненормальный?

– Меня это пугает, – сказала Оджа.

Ади выхватил кубик у матери.

Оджа сердито зыркнула на мужа.

– Не надо вот этого, – сказала она.

– Ему нужны такие игрушки. Он слишком умный. Ты завтра обалдеешь.

– Да скажи уже, что он натворил?

– Завтра утром узнаешь.

– Говори, – сказала она.

– Жди до утра.

Оджа так разозлилась, что наказала Айяна молчанкой и нежеланием спать под потолком. Легла с сыном на полу. Айян взирал с деревянных антресолей на жену, озаренную тусклым сиянием уличного фонаря, проникавшим в кухонное окно. С закрытыми глазами она выглядела слабой и грустной. Ему хотелось ущипнуть ее, чтобы она взвизгнула, и сказать, что ему не нравится, когда она грустная. Хотелось сказать, что она никогда не должна быть грустной, потому что грустить – значит бояться. Бояться – значит слишком уважать этот мир. А мир – не страшное место, он всегда ей так говорил. В нем полно обычных людей, которые делают всякое обычное, хотя кое-кто и катается на автомобилях, живет в больших домах и разговаривает по-английски. Он хотел, чтобы она понимала: ему для этого мира ума хватает и он знает, как приглядеть за женой. Айян прошептал сверху:

– Знаешь, Оджа… – Она не ответила. – Оджа! Оджа! – позвал он.

– Чего тебе?

– Акула может учуять даже одну каплю крови за много миль.

– Дай поспать, – сказала она.

– Это же удивительно, а?

Айян не сомкнул глаз всю ночь. Поутру он первым делом услышал бездарных голубей, а следом и ворон, которые ему нравились, потому что были умные и зловредные. Услышал дребезг серебряных ножных браслетов Оджи – она отправилась на кухню. Задвигались стальные емкости. А потом услышал шорох задвигаемой под дверь газеты «Таймс оф Индиа». Айян спустился по узкой складной лестнице и надел рубашку.

Оджа стояла у плиты и позевывала.

– Утро, – сказала она сердито. – Говори.

Айян молча вышел вон.

В конце проулка за пределами БДЗ размещался ларек газетчика; фанерное передвижное сооружение, исчезавшее в полдень, сейчас было плотно набито газетами и журналами. Айян приближался к ларьку и чувствовал, как у него холодеет язык. Пробежал глазами по выкладке, но не нашел, что искал. Но затем заметил – в углу. «Юг», [15]ежедневная газета на маратхи. Айян нетерпеливо перелистал ее и замер, увидев лицо Ади на фото в статье. «Особенный мальчик», – гласил заголовок.

Невероятно, но правда. Швейцарский Департамент научного образования и совершенствования выбрал одиннадцатилетнего Адитью Мани для месячной поездки в Женеву, запланированной на вторую половину этого года. Адитья принял участие в письменном конкурсе для учеников младше шестнадцати лет. В нем участвовали более пятисот учеников из двенадцати классов. Выбор пал на одиннадцатилетнего гения, ученика шестого класса школы Св. Андрея. «Хочу лучше понимать вселенную», – сказал нам этот застенчивый мальчик, когда его спросили, чем он хочет заниматься в будущем. Он проведет месяц в Женеве, среди лучших ученых…

Айян купил все десять экземпляров газеты.

Оджа услышала, как он входит, но ее полностью увлекало молоко. Вечно это молоко. Ади еще спал, разметав по полу руки и ноги. Айян сунул газету жене в лицо.

– Что это? – спросила она, а потом увидела фотографию Ади. Выключила плиту. Айяна это уело: он ожидал, что в такой миг она позабудет о плите.

Оджа медленно осела с газетой в руках. Колени у нее мягко подогнулись, и она опустилась на корточки. Пока читала, вид у нее делался все более испуганным. А потом на лице расплылась улыбка. Она сунула тонкие пальцы в рот и глянула на спящего сына.

– Когда он участвовал в конкурсе?

– Два месяца назад, – ответил Айян. – Конкурс был в воскресенье. Я не хотел тебе говорить. Ты бы вся извелась.

Оджа заплакала.

– Мой сын – знаменитый? Надо было им в полный рост фотографию напечатать. Эта совсем плохая. Он гораздо красивее, чем здесь. – Она погладила Ади по ногам и начала тянуть его за пальцы. – Просыпайся, Ади, – сказала она ему. Она потрясла мальчика и сунула ему газету. Ади уставился на фотографию и рухнул обратно на подушку.

– Почему ты не сказал мне, Ади? – тихо спросила его мать. – Матери ты должен говорить все. Отец твой мне ничего не рассказывает. Ади, ты должен рассказывать матери обо всех своих делах.

Айян вышел в коридор и встал в очередь меж желтушных стен, держа в одной руке экземпляр «Юга», а в другой – синее ведерко. Две очереди к четырем туалетам были долгие. Как обычно, женская длиннее. И не потому, что она медленнее двигалась, а потому что мужчин, стремящихся в туалет, было меньше. Несколько трудящихся мужчин из БДЗ приучили тело терпеть, пока не доберутся до своих контор. Там они присаживались над сверкающими западными стульчаками, а временами даже мылись в роскошных тамошних душевых. Айян тоже иногда терпел до Института. Но сегодня утром решил постоять в очереди с синим ведерком.