Ф. Илин - Странные встречи славного мичмана Егоркина

– Вот-вот! – подхватил Коромыслин, – а я, главное, тоже удивляюсь. С утра-то в магазин сбегал, за телефон тоже заплатил. Это же Ленкины обязанности, ну точно, а я и забыл как-то. И чего это я… – мелькали в голове мысли, а вот теперь понятно.

– Ага, когда тебе всё разжевали и в рот положили! – съязвил Егоркин.

– А на пьедестал или под асфальтовый каток – да сразу в рамку, они нас не хотят? – поинтересовался Рюмин.

– А чего под каток-то? – поинтересовался молодой Хомяков.

– А так в рамку не поместимся – формат не тот, да и живот вот на пенсии растет от спокойной жизни… – сказал мрачнеющий Коромыслин.

– Ну, хотя бы так! А то я уж было решил, что у нас коллективная галлюцинация! Ф-Ф-у-у! Прямо от души отлегло! – сказал с облегчением Егоркин, всеми фибрами души ненавидящий неясные ситуации.

– Ага! А ты знаешь, что о нас подумают те, кто служил? Ну и наворотил скажут, товарищ автор – в духе соцреализма – испугался Рюмин.

– И, потом, там же нигде не сказано, что мы пили на службе или во время походов? А кто кому запрещал иногда и употребить? Да еще если норму знать и «стоп» чувствовать? – возмущался Бардин: – Да разве может нормальный человек, без одной язвы в желудке да еще когда главная язва где-то дома или у подруги, встретившись с друзьями размочить неделю чем-то покрепче чая.

– А если ты не выставишь другу или гостю бутылку – что о тебе вообще подумают! Нет, пусть он пьет или нет – его дело, но вот приветить гостя хозяин обязан – мы вам не москвичи, а североморцы из Полюсного!

– А куда смотрит наш автор? И кто ему, после этого поверит?

– Э-э-э! Поздно, книга вышла уже «на большую дорогу», и читают ее все, кому интересен наш Александр Павлович Егоркин, о ком сложены эти легенды!

– В утешение автору надо сказать, что и тех, кто покруче его, да кто действительно был писателем, а не просто баловался словом, критиковали так, что только пух да перья летели! А то и «ату его» кричали! Пусть еще спасибо скажет, что времена не те, а то…

– Сколько людей, столько и мнений! – философски заключил молодой мичман Хомяков.

– Что-что? – не понял Коромыслин.

– Собака лает – караван идет! – пояснил необыкновенно молчаливый сегодня Рюмин.

– Ну ладно хоть прояснилось, а то я уж и покарать кое-кого собрался! Все-таки, лучше хоть хреновая, но – ясность, чем пугающая неопределенность, пусть и в правильном свете.

– Интересно… – протянул Коромыслин и замолчал.

– Что это тебе интересно? – спросил у него бывший командир лодки.

– Да вот, когда книгу откроет тот, кто думает иначе, напитки того… опять перейдут в исходное состояние?

– А черт его знает – искренне сказал Бардин и по привычке подергал себя за бородку, очевидно стимулируя мыслительный процесс: – Должно бы, наверное, мысль-то читателя – она материальна! и чем больше их книгу читает – тем эта самая мысль становится все материальней!

– Ну вот тогда и расширим сосуды-то, а то от стресса после эдакого кошмара до сих пор руки дрожат, как будто током шибануло! Нет, такой стресс валерьянкой не вымоешь, да педалями на тренажере тоже не открутишь!

– Нам бы чего попроще, да по безвреднее!

– А вон и закусочка к этому антистрессу подходящая, и еще пока, кстати, совсем свежая!

– Ну, когда уж кто-то до книги доберется?

– А черт его знает – суббота все-таки… А ты будто не знаешь, что в субботу нормальные люди чаще всего делают? Тут, брат, не до книг! Разве что, кто в госпитале или на вахте?

Вот так вот и закончился незапланированный кошмар у Егоркина и компании.

Тяжелая черная громадина подлодки возвышалась над старым плавпричалом, скрипящим своим сочленениями на приливной волне. Два месяца с солидным хвостиком атомный подводный крейсер скрывалось в глубине, и не всем обязательно знать, в каких таких широтах, между какими такими меридианами ее носило в иссиня-изумрудных глубинах, над испуганными китами всех морей!

А сейчас она просто отдыхала, привалившись к причалу, облокотившись на подушки громадных потрепанных кранцев. Прищурив глаза ходового мостика за узкими забралами черного боевого шлема, вся махина чутко дремала, и лишь в ее утробе урчали вентиляторы да изредка подвывали какие-то вспомогательные механизмы.

Вокруг нее ветер разносил пряные запахи далеких морей – йода, водорослей, рыбы, прочно впитавшийся в толстую резиновую шкуру, защищающие стальные борта легкого корпуса.

Катера у причала вспомогательных судов смотрели на нее с нескрываемой завистью – ещё бы, им никогда не знать таких глубин и далей, где была она. А старые подлодки, стоявшие у своего последнего причала отстоя, тоже смотрели на высокогорный, как гигантский кит-горбач, атомный подводный ракетный крейсер. Они-то еще помнили, каково он там, в океанских далях, в темных-темных безднах холодных глубин.

Но им было грустно от того, что им уже больше никогда не вернуться в эти страшные несведущему люду пучины.

Их глубины, походы и победы все уже где-то в убежавшем в никуда таком славном прошлом…

Рабочий день окончен, подводники толпились на корне причала, ожидая построения для перехода на базу. Они радовались солнцу, теплу, небу над головой и … простому свежему воздуху. Чтобы понять всю ценность таких простых и вечных вещей – надо просто уйти под воду и не видеть, не чувствовать всего этого… ну, хотя бы дней пятьдесят!

Строгая моряков форма заметно источала ароматы законсервированных в прочном корпусе запахов… Говорят, что только человек источает порядка трех десятков запахов… и вряд ли хоть один назовешь свежим и приятным!? А все остальные источники – как нюхнет кто наши «РБ», так враз свалится! А нам – что, мы уже не чуем, принюхались, нанюхались! Так вот, когда всплываем, то все запахи моря, воздуха… черт знает, чего еще, – пьянят и радуют…

90 % населения нашей планетки этого просто не поймет! По секрету скажу – звезды над распахнутым настежь рубочным люком тоже пахнут! Приятно, незабываемо. По-особенному! И еще как! А, может быть, это только казалось?

Еще бы, после стольких-то дней «консервированной жизни»! Там мы сами тоже походили на консервы – со своими чувствами, воспоминаниями, привязанностями и эмоциями… И не такое покажется!

Примерно так думал молодой офицер, оглядываясь на невысокие сопки, небольшие деревья, обшарпанные здания казарм. Серовато, конечно, но все равно – хорошо!

Юра Егоркин, нет, что вы, не так – капитан-лейтенант Юрий Александрович Егоркин, командир минно-торпедной боевой части ракетного подводного крейсера стратегического назначения… имя опустим… которому двадцать пять стукнет уже к осени, курил на корне причала около здоровенной урны, для порядка подзалитой водой – на всякий случай. Гореть, кроме железа, тут было нечему… А поджечь железо, конечно, все-таки можно, но надо было очень постараться и исхитриться!