Ф. Илин - Маленькие повести о большом мичмане Егоркине и его друзьях

Этот самый «Беспредельный», болтался по морям двое суток, обеспечивая торпедные стрельбы развоевавшихся подводников. Обычная рутина – плавание переменными галсами из точки А в точку Б. Начальник штаба дивизии подводных лодок, капитан 1 ранга, не слезал с ходового все это время, и замучил радистов своими переговорами с лодками, которые почему-то его не слышали или не хотели слышать, прямо банда слепо-глухих! На ходовом, в БИПе, в штурманской суетились, что-то считали, бегали, засекали места всплытия торпед и их пируэты в кильватерной струе «Беспредельного» и двух МПК, следующих за ним.

Доктор тоже отметился на ходовом и БИПе, посмотрел с крыльев мостика на море, взлетающие сигнальные ракетки – красиво! От воплей на ходовом и в эфире у него быстро заболела голова, а потом его бесцеремонно шуганули с ходового, чтобы не путался под ногами.

Он обиделся и, бурча себе поднос убийственные клейма в адрес чванливых «флотоводцев», пошел в низ – погонял коков, снял пробу – с тоски, и вернулся в амбулаторию, решив заняться чем-то служебно– и общественно-полезным на сытый желудок.

Обложившись стопками журналов, прилежно расставляя в графах единички, складывая их, считая на калькуляторе проценты, корабельный врач славного сторожевого корабля «Беспредельный», в просторечье – Док, старший лейтенант Анвар Гайнутдинов явно скучал. Привычный шум корабельных механизмов навевал некую сытую сонливость.

Что делать – на корабле служат молодые здоровые люди – по определению, кроме всего – это уже по мнению самого Анвара, в большинстве своем относящиеся к своему здоровью по-раздолбайски, да еще и бравирующие этим. Так что блеснуть выучкой удавалось крайне редко. Ну, там ссадина, панариций, или фурункул – опять же – и это все тоже от разгильдяйства!

Но этого для Гайнутдинова, втайне испытывавшего тоску по лаврам великого Николая Ивановича Пирогова, было явно мало. (Вообще, все корабельные врачи мечтают стать в будущем хирургами, за редким исключением. А исключения – психиатрами! А откуда же тогда берутся терапевты в госпиталях? Вот загадка! Наверное – не с кораблей!)

В те же редкие дни, когда ему выпадало дежурить в операционной госпиталя, ему тоже доставались какие-то дурацкие аппендициты да прочая дребедень. А кто бы ему чего серьезного доверил в госпитале при таком раскладе? А он бы смог! Не доверяют – нет опыта, а где его взять, этот опыт, если не доверяют? Замкнутый круг получается, тудыт твою дивизию в стерилизатор! Да, врачебных подвигов в плане явно не было…

Впрочем, если бы он сказал командиру об этой профессиональной тоске – его командир Кочанов навернул бы его по голове, прямо сразу. И чем ни попадя! Но точно попал бы, он такой, чистый диктатор!

Как абсолютно реалистичный человек, командир предпочитал, чтобы доктор только и делал, что воевал, что с коками и ПКСом за чистоту, драл бы нещадно и садизмом продовольственников за крыс в провизионках, гонялся за вездесущими тараканами, мазал бы у бойцов прыщи зеленкой и искал бы блох и вшей в белье из «прачки». А так же – раздавал бы страждущим неистощимые запасы «огурцов ВМФ». Так называли в миру «гексавит в драже», имевшийся в амбулатории в неисчислимых количествах. Плюс еще и читал бы книжки, смотрел бы себе «видики-шмидики» в аккуратно-скучной до тошноты вылизанной им самим амбулатории, с переборками уныло-белого цвета. Пусть его!

В этот момент Анвар позволил себе думать за отца-командира и вынужден был признать, что в этом есть свой резон… Хотя… обидно конечно, всегдашнему отличнику учебы! Впрочем, доктор тоже не был кровожадным человеком – но самоутверждения хотелось, а подвигов не предвиделось…

Недовольно звякнул корабельный телефон.

– Амбулатория на проволоке! – рявкнул доктор, сняв трубку.

– Анвар, привет! – с того конца провода послышался озабоченный и заискивающий голос ракетного комбата Петра Сумина: – Слушай, я сегодня за ужином нечаянно целую селедину слопал, а потом пришел в каюту, забылся, и целый пакет молока выпил…

– Молоко-то где взял, олух? – ласково поинтересовался начмед, злорадно улыбаясь про себя, зная, что последует дальше.

– Да в рефкамере у продовольственника, по блату великому, поставил несколько пакетов…

– А угостить товарищей – значит, нет? В одно, так сказать, лицо – если не выразиться точнее? Гордыня это, братец. И за грех сей расплата предстоит!

– Может, мне угля выпить? – с надежной спросил Сумин

– А времени сколько прошло? Больше получаса?

– Да, наверное…

– Поздравляю! Можешь пить, можешь не пить этот самый уголь – это уже все равно! Сейчас начнется! Ага, небось, бурлит в животе-то?

– Ой! Кажется!

– Ничего-ничего! – успокоил его добрый доктор. – Это где-то даже полезно – походить какое-то время с очистившимся кишечником…

Бросив трубку, он оставил мнительного Петю Сумина в состоянии легкой паники. Анвар злорадно улыбался. «Пусть его, мучается…». Доктор тоже любил молоко, и, было дело – делился с тем же Суминым своей собственной пайковой сгущенкой, а этот…

В бронированную дверь робко постучали. Доктор отложил мысли о втором акте мести за жадность «на потом».

– Валяйте, не заперто! – повысив голос, пригласил старший лейтенант.

Щурясь на яркий свет полного комплекта ламп, отраженного от снежно-белого подволока и таких же переборок крохотного помещения, робко вошел, неловко споткнувшись о комингс, матрос Масленкин, из числа последнего молодого пополнения. Он служил в БЧ-V и ему там явно не нравилось. Поэтому, матрос был частым гостем у врача, постоянно жалуясь все на новые «недуги и телесные немощи», и был неоднократно Гайнутдиновым направляем к разным специалистам гарнизонной поликлиники. Те не могли найти у него никаких расстройств – кроме стремления угодить на койку госпиталя в любом отделении. Старшие коллеги упрекали Анвара, но вполне понимали сомнения корабельного врача – а вдруг чего проглядел?

«Впрочем» – поправил сам себя Анвар – «ему бы не понравилось в любой боевой части». Даже с камбуза сбежал бы, хотя именно для этой службы он и не подходил – из-за неряшливости.

– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! – заискивающе улыбаясь, поздоровался молодой матрос. На его круглом лице, сплошь покрытом рыжими веснушками, отражалось страдание, а каждое движение его длинного несуразно-тощего тела демонстрировало всем, как тяжело передвигаться по этой жизни матросу Масленкину.

Обречено вздохнув, врач спросил скучным тоном: – Ну что, Масленкин, на этот раз стряслось?

– Да я, это, упал нынче с трапа, товарищ старший лейтенант. Теперь спина болит, перелом позвоночника, наверное…

– Сразу перелом? Позвоночника? – не поверил Гайнутдинов. – Ну, снимай «голландку» и тельник, я тебя сейчас посмотрю. Кстати, а задница-то чешется? Нет? Да что ты – это же самый первый симптом при переломе позвоночника!