Валерий Попов - В городе Ю.: Повести и рассказы

— Как же так?!

— «Аэрофлот»! — усмехается он, словно не имеет с этой позорной фирмой ничего общего.

— Когда же… могут появиться?

— Может быть… со следующим рейсом?

— Может быть?! — уже возвращаясь в почти забытое состояние, восклицаем мы.— Что значит — «может быть»? А когда этот следующий рейс?

— Послезавтра,— роняет он и, совсем уже потеряв с нами терпение, уходит.

Без теплых вещей, ночующих в далекой стране, прикрыв одной ладонью горло, другой темечко, мы выходим на холод, в темноту… Где тут что? Везде — ничего! Ничего не меняется у нас в стране! «Осень, переходящая в лето»,— но так и не перешедшая!

И наконец самый волнующий момент путешествия — я вбегаю под арку во двор и кидаю взгляд наверх, на окна! Светятся! Значит, кто-то жив! О! И даже постукивает машинка — это не дочурка ли вернулась из своих странствий и занимается переводами?

Родные лестничные запахи. Как-то по-новому искуроченный звонок: лишь маленький кусок пластмассы прикрывает сложную электротехнику… Не важно!

Первым бросается на шею пес…

Новости: временно нашлась дочурка, но зато, видимо, окончательно потерялся кот — этот огненно-рыжий некастрированный бандит.

Находки и потери.

Жена заглядывает в ванную.

— О! Никак засос! Поздравляю!

— Поцелуй Иуды,— хмуро поясняю я.

Не спится уже как-то по-новому… Несомненные шаги прогресса: все дворовые бандиты оборудовали свои рыдваны сигналами угона — и всю ночь завывает то один, то другой, причем воют, даже меняя тон и ритм, подолгу, видно, хозяевам лень подниматься из теплой постели ради такой ерунды.

Маленькая ночная серенада для семи сигналов угона с котами!

Жизнь пошла, словно и не уезжал, только обозначился вдруг резкий интерес к помойке — раньше его не замечал. То и дело восторженно вбегал домой с замечательными трофеями в руках. «Смотри!»

Жена и дочь переглядывались.

…А что? Эти инофирмы, расплодившиеся вокруг, иногда выбрасывают почти целые вещи!

В одну из ночей проснулся от удушья: вся комната была заполнена дымом, пес, цокая когтями, носился по коридору, но почему-то не лаял. Я подскочил к водогрею — не горит, потом свесился в форточку: так и есть, из хранилища мусорных баков под нашей кухней валил дым! Был и огонь — на стене напротив дрожала тень решетки.

Я стал лихорадочно одеваться. Эти гении помойки, разыскивая сокровища, швыряют в баки окурки… форменный пожар!

— Ты куда? — проснулась жена.

— На помойку! — Она презрительно отвернулась к стене.

Огонь уже бушевал вовсю, сразу в трех баках!

А ведь сама же она говорила, что нижние соседи весь день через окна загружали канистры с бензином!

Я стал стучать им в окно… Тень моей фигуры довольно красноречиво металась по дому, доставая до крыши… Но хозяин… или хозяйка абсолютно невыразительно глядела на меня… потом задернула занавеску. Поразительно! Никакой реакции! И ведь дети у них! Ну и что? Видно, выросли люди, которым пожары, тюрьмы кажутся уже чем-то вполне правомерным, привычным… «Ну и что?»

Лишь Бог о нас заботится: выпал снег!

Я набивал его в ведро, опрокидывал в баки — сначала снег таял еще на лету, потом стал оставаться — пока я бежал за новой порцией, пробивалось пламя. Наконец я утрамбовал все баки снегом, победно вытер пот, огляделся… Кое-где засветились в доме окна, но, в общем-то, паники никакой. А может ли быть у нас паника вообще? Думаю, что с нашей закалкой — навряд ли!

Гордясь силой нашего духа, я лег.

Под Новый год принято подбивать итоги… А чего подбивать? Все, что было у нас, смели вместе с ненавистным строем, а то, что пробивается по новой, как-то растет мимо нас. Был самиздат, за который преследовали нас… теперь хамиздат, который нас, увы, не преследует!.. Что еще? Статьи «Литературные шампиньоны» — о новой литературе — так и не написал. И абсолютно правильно сделал. Себе дороже! Что еще? Более ничего! «Дэтс олл!» — как говорят англичане.

Но на елку, может быть, хватит — пересчитал бумажки, все время меняется их значимость, не успеваю привыкнуть!

Толкучка Сенной площади уже притихла — лишь самые отчаянные ханыги толкались здесь, но торговали лишь ветками. Как всегда — опоздал! Спрячь свои бумажки — не пригодятся!

На всякий случай я обошел площадь и в дальнем закутке, в темноте, нашел елки: они стояли в изобилии, прислоненные к стене. Я выбрал одну скромную, но прекрасную,— постоял, задумчиво встряхивая ее в руке… Потом с нетерпением поглядел на двух ханыг, спорящих чуть в стороне о чем-то высоком. «Ваша?» — крикнул я. Но ближний ханыга только отмахнулся — люди о важном говорят, а ты лезешь с ерундой! Я пошел, сначала оглядываясь… Давайте, догоняйте же! Я не убегаю! Но они не реагировали!.. Новогодний подарок.

Радостный, я распахнул дверь на лестницу, взлетел к своей площади и обомлел — прямо перед моей дверью сидел какой-то восточный человек — кореец, китаец? — в каком-то странном оцепенении. Я обомлел… Что же это? Новогодний подарок?

— Ты что же это? — выговорил наконец я.

— Не могу! Живот прихватило! — с натугой выговорил он.— Да я по-умному, на газету! Не беспокойся — уберу!

Странный Дед Мороз! Таиландец? Малаец?.. Не елкой же его бить!

Тут я заметил, что из-под него действительно торчит угол газеты… Прогрессивная? Реакционная? Незнакомая какая-то верстка!

— Ну, смотри,— абсолютно безвольно пробормотал я и бочком пробрался в квартиру. Прикрыв дверь, я стоял за ней с колотящимся сердцем… Что же это? Выждав, сколько требовали приличия, я приоткрыл дверь… Лестница пуста! Не обманул малаец! И звонок уже месяц не курочили: видно, беспощадные лестничные дизайнеры достигли наконец идеала, удовлетворены его теперешним видом… И это — вместе с благородным поступком непальца — и будем считать главными успехами прошедшего года.

Почти уже перед полночью позвонил, рыдая, Ширшович:

— Что же он делает? Мы же так верили ему! Всю душу ему отдали!

— А вот это напрасно! — Я грубо захохотал.— Всю душу не надо было отдавать — надо было частичку оставить!

Ширшович грохнул трубкой.

— Что значит — «нечего надеть, ничего нового?» Ожерелье из пробок надень! Продали его? Это когда же?

Во дворе, в отличие от обыденных выстрелов, грохнул фейерверк, и весь двор подошел к окнам — и мы тоже махали. Завыли сигналы угона, но без них уже и праздник — не праздник!

…Проснулся я в уголке прихожей, почему-то сидя на сундуке. Видимо, зашел сюда, чтобы разбежаться отсюда для выпивания заключительной, сто шестнадцатой рюмочки — и внезапно уснул! Бывает.