Хорхе Ибаргуэнгойтия - Убейте льва

Он торжественно вручает ей ампулку. Церемония происходит в будуаре Ангелы, все разодеты в пух и прах: Ангела в длинном черном платье, с aigrette [10] эгреткой (фр.). на голове; Пепита во взятом напрокат одеянии, Куснирас в модном укороченном смокинге, Убивон в костюме, который разлезается по швам и пахнет нафталином.

— В добрый час, — говорит Убивон.

Ангела берет у Пепиты из рук булавку и дрожащей рукой засовывает в декольте поэтессы:

— Здесь ей самое место.

— Хватит ли у тебя смелости всадить ее в него? — озабоченно спрашивает Куснирас.

Ангела заступается за Пепиту:

— Что за вопрос, Пепе! Конечно, у девочки хватит смелости!

Пепита стоит как пришибленная: под искусственной ретушью глаз — натуральные темные круги, белая рисовая пудра на бледном как мел лице, где трепещет рот, словно живая рана.

— Еще есть время отказаться и придумать иной способ, — говорит Куснирас, чье беспокойство отнюдь не уменьшается при взгляде на эту исполнительницу священной миссии.

Пепита вдруг оживает, словно марионетка. Вихляет задом, вытягивает шею, раскидывает руки в стороны и сдавленным голосом говорит:

— Я хочу танцевать, я хочу танцевать! Хочу танцевать танго с Мануэлем Бестиунхитраном. Это будет самый счастливый день моей жизни.

Убивон от радости пускается плясать арагонскую хоту, делает два па и, запыхавшись, восклицает:

— Замечательные слова! Ай да красавица!

Ангела, пряча свои опасения на дне души, говорит:

— Конечно, ты и потанцуешь, и спасешь свою родину, но сначала прими успокоительное.

У Куснираса холодеет нутро.

Ангела открывает шкаф, вынимает флакончик с пипеткой и капает три капли валерьяны в стакан с водой. Все смотрят, как поэтесса пьет воду, когда на сцене появляется дон Карлосик, во фраке, обалдевший от счастья, потирающий ручки, и шутливо спрашивает:

— Что это вы затеваете? Какой заговор тут плетете?

Перед зеркалом в своем доме в Каскоте, с помощью своей усатой жены и негра Себастьяна маршал Бестиунхитран надевает пуленепробиваемый жилет, рубашку, манишку, жесткий воротничок, черный галстук, брюки, а когда дело доходит до обычного жилета, он, пытаясь застегнуть пуговицы, убеждается, что тот не сходится на груди.

— Сволочь, не сходится! — восклицает он разочарованно.

Донья Грегорита, отступив на несколько шагов и созерцая его, как статую, советует:

— Надень мундир.

Бестиунхитран раздражается:

— Какого черта ты предлагаешь мне идти на это сборище в военной форме? Или ты не соображаешь, что значит этот смокинг? В доме умеренных я должен быть одет как умеренный. Это означает, что отныне и впредь я не только лидер прогрессивных, но и умеренных тоже. С партиями покончено, я — король на этом острове. Поэтому можно и рискнуть. Так что долой доспехи!

Себастьян и супруга покорно помогают ему освободиться от брюк, галстука, жесткого воротничка, манишки, рубашки и пуленепробиваемого жилета.

В вестибюле дома Беррихабалей Ангела и дон Карлосик встречают только что прибывших Роллс-Ройсалесов. После поцелуев в щеку и рукопожатий дон Бартоломе, благоухающий одеколоном «Ветивер», и донья Кресенсиана, на груди которой, как на витрине, возлежат жемчуга и бородавки, берут друг друга под руку.

— Мы еще увидимся, — говорит донья Кресенсиана Ангеле, помахивая пальчиками.

— После такого шикарного празднества, — говорит дон Бартоломе дону Карлосику, — ты, пожалуй, отделаешься от всех налогов.

Польщенный дон Карлосик подмигивает ему и напоминает:

— Не забудь о визитной карточке.

Чета Ройсалесов, толстых и довольных собой, шествует рука об руку в большой зал, стукаясь бедрами через каждые два шага и помахивая визитной карточкой.

Шофер Беррихабалей, обряженный лакеем — в специально купленной ливрее с галунами, — стоит у дверей в зал. Получив карточку из рук дона Бартоломе, он делает шаг через порог и вопит:

— Его превосходительство сеньор дон Бартоломе Ройсалес-и-Авточа и его превосходительная супруга донья Кресенсиана Тучнес!

Празднество только начинается, и зал наполовину пуст. Ройсалесы с порога приветствуют своих друзей так, будто не видели их многие годы, будто только что вернулись из Европы и еще стоят на палубе трансатлантического парохода.

Затем супруги расстаются и муж, владелец сахароварен, присоединяется к дону Бальдомеро Даромбрадо, оптовику-бакалейщику, к дону Игнасио Пофартадо, владельцу магазинов, к дону Чефоро Двустопехе, хозяину фирмы «Красный ярлык», и к дону Аристидесу Гранбосо, торговцу бананами и копрой. Жена шествует к стульям у стены и садится между доньей Сегундой Пофартадо, зевающей от скуки, и доньей Чонитой Даромбрадо, со своего места неодобрительно поглядывающей на двух своих укутанных в тюль дочек, которые на другом конце зала громко хохочут, слушая рассказы Тинтина Беррихабаля, которому впервые разрешили появиться на балу.

Маэстро Дилетанос, дирижер с лицом остывшего трупа, еле колышет руками в такт «Грустному вальсу», а когда наступает время присоединиться к оркестру, берет скрипку и начинает играть свою партию. Простофейра, в старом смокинге дона Карлосика и в дырявых туфлях, целиком поглощенный музыкой, нимало не интересуется прибывающими гостями и старается извлекать из своей скрипки требуемые жалобные звуки.

Куснирас с отсутствующим видом отвечает на тосты друзей в свою честь и со страхом поглядывает на Пепиту Химерес, которая сидит рядом с девицей Парнасано, едва внимая ее болтовне.

Банкаррентос и Эскотинес пробираются с бокалом «Опорто» в руке среди беспечно пирующих к Куснирасу и таинственным шепотом спрашивают:

— Не хочешь ли нам что-нибудь поручить?

Куснирас, стараясь показать свое полное к ним доверие, просит:

— Только быть начеку и ждать.

Убивон, в это время тайком проникший в столовую, обводит взором лангусты, заливное из морского окуня и другой рыбы, нашпигованные салом окорока и сует в рот бутербродик с паштетом, который застревает у него в горле при оглушительном вопле на весь дом:

— Его превосходительство сеньор президент республики маршал дон Мануэль Бестиунхитран-и-Угрохас!

Оркестр играет пончиканский гимн.

Спешно дожевывая кусок и вытирая рукой рот, Убивон идет на цыпочках к двери, приоткрывает ее и видит Бестиунхитрана, Мордону, Дубинду и Сотрапесу, чувствующих себя весьма стесненно в выходных цивильных костюмах. Гости появляются в зале в сопровождении хозяев.

Ангела легко и непринужденно, будто всю жизнь прожила при дворе, идет по залу рядом с Бестиунхитраном и представляет ему цвет пончиканского общества, своих гостей, которые после небольшого замешательства, вызванного полным незнанием светских канонов, выстраиваются наконец в очередь, чтобы с улыбкой и комплиментом пожать руку персоне, которую они ненавидят.