Яковлевич Треер - Операция "Дед Мороз"

Ой, только не надо опять про совесть, нас все несут. Плохо лежит — несут. Хорошо лежит — тоже берут. Людей можно понять. Если все вокруг наше, значит, кое- что и мое. Люди хотят забрать свою долю из общего котла. И не надо им мешать. Отдайте трудящимся то, что они вынуждены сегодня тащить тайком. Чтоб они не тряслись и не калечили свое здоровье на нервной почве.

А сейчас? Боятся, но тащат. Сколько и зачем — никто не знает. У меня сосед по даче (фамилию называть не буду) — заслуженный несун республики, работает на авиазаводе. Так он за полгода собрал на огороде самолет ЯК-40, хотя ему нужен был катер. Теперь он в этом лайнере хранит тяпки и грабли.

Тут недавно по телевизору показывали женщину, которая внутренним магнетизмом удерживает на теле ложки, вилки и другие железные предметы. И все ахают. Мол, загадка природы. А мне смешно. У нас каждый второй исполнит такой фокус. Одна моя знакомая (фамилию называть не буду), которая работает в типографии, за одну ходку вынесла на груди пять «Железных королей» и трех «Графов Монте-Кристо». Сам я наблюдал потрясающий случай. У троллейбуса вдруг штанга соскочила с проводов, отломилась и со всего маху обрушилась на голову гражданки, которая шла по тротуару. Все вокруг ахнули и зажмурились. А эта женщина даже не упала. Оказывается, у нее на голове, под платком, лежало сливочное масло: она только с фабрики вышла, в сумку переложить не успела, и этот кусок масла спас ей жизнь.

В любом деле нужна смекалка. Особенно при выносе. Вот вам пример. Перед Новым годом приходит к нам в цех мужик из профкома и спрашивает, нет ли желающих на роль Деда Мороза? Некому, мол, развозить подарки детворе. Я сначала и ухом не повел, а потом меня мысль пронзила. Ведь Деда Мороза на проходной обыскивать не будут. Идет красноносый веселить детишек, несет в мешке гостинцы. А вместе с гостинцами кое-что еще… Прикинул я, сколько мотков шерсти можно вытащить таким макаром, и побежал догонять профсоюзного деятеля. Записывай, говорю, буду Дедом Морозом. Он меня спрашивает, нет ли у меня на примете Снегурочки? Я сразу вспомнил про Матафонову. Он скривился, поскольку Люба Матафонова по возрасту и по весу годится Снегурочке в матери. Но, похоже, других кандидатур в профкоме не было, так что возражать они не стали.

Матафонову я знаю уже лет десять, женщина она хваткая, своего не упустит. Мигом оценила мой план, и стали мы с ней готовиться к операции.

30 декабря, после работы, провели с нами инструктаж: как себя вести, какие слова можно говорить, какие — нельзя. Выдали нам список адресов, мешок с подарками. Ну, шерсть у нас была припрятана заранее. Мы ее погрузили в мешок, сверху присыпали подарками — и в путь.

Первые десять адресов отработали мы на совесть. Я басом гудел, Снегурочка пищала, потом по рюмочке — и будьте здоровы. Через час, конечно, подустали, перешли на щадящий режим с перекурами. С порога всем: «Здрасте!» — и прямым ходом на кухню. Туда

нам и детей приводили. Поглажу мальца по головке, скажу что-нибудь вроде «Космонавтом будет!» — и за стол. Пока мы со Снегурочкой закусываем, родители с детьми хороводы водят, стишки читают, чтоб заслужить подарочек…

Вообще-то по части спиртного не слаб, но к десяти вечера начались сбои. Помню еще, как плясал с Матафоновой, как пел: «Не сыпь мне соль на раны…» А после двадцатого адреса ушел в полный отруб.

Проснулся у себя дома. Голова как чужая. Жена, естественно, презирает. Тут меня пронзило насчет шерсти.

Людок, — кричу, — где мешок?

А Людок в ответ брызжет целебным змеиным ядом. Тебя, говорит, люди принесли среди ночи. Никакого мешка, говорит, при тебе не было, ты его потерял вместе с совестью…

Соскочил я с кровати, пересилил общую слабость и, держась за стены, пошел на родную фабрику. Там меня уже ищут. Не успел появиться — срочно к начальнику цеха. Ну, думаю, влип! Хотел найти Матафонову, чтобы прояснить картину и согласовать линию обороны. Но сказали, что ее сегодня не будет, у нее, мол, скачет давление.

Прихожу к начальнику. Сидит угрюмый и смотрит на меня без всякого гуманизма.

Ну, Дед Мороз, — говорит, — расскажи про свои подвиги!

Я молчу. Он берет в руки лист и начинает читать прокурорским голосом. При посещении семьи Фокиных, читает, ты, вместо того чтобы вручить подарок ребенку, скормил весь кулек ихнему доберману.

Не было такого, Сей Сеич, — говорю, — не подпишу!

А начцеха шпарил дальше. Оказывается, у Пупсуевича я сделал предложение его теще восьмидесяти лет. У Филипчука пытался вытащить из часов кукушку в момент кукования, погубив и часы, и сервиз. У Данилиной съел редкое комнатное растение, которое цветет раз в пять лет. А в доме у Ширяевых сорвал со стены «Портрет незнакомки», заявив, что эта баба поломала мне жизнь…

Огласил он весь обвинительный лист и ждет, что я скажу в оправдание. Но я твердо решил от всего отпираться. Не верьте, говорю, этому доносу. Его, говорю, сочинил какой-то поганец, чтоб очернить меня и весь наш передовой цех!

Но начальник только головой покачал. Я, говорит, не поверил бы, если бы не видел тебя вчера своими глазами. Приперся, говорит, ты ко мне в полночь, заперся в туалете, хохотал там, как филин, а после вручил мне новогодний подарочек…

Тут он поднимает с пола мешок. Тот самый. Меня аж в пот бросило. Смотрит на меня и выкладывает на стол проклятую шерсть. Он думал, я сразу расколюсь. Но я твердил свое: знать ничего не знаю, мол, какой мешок дали, с тем и поехал… Может, и выкрутился бы, кто его знает. Но Матафонова прибежала и с перепугу во всем призналась.

Поскольку попались мы впервые, судил нас товарищеский суд. Понятно, повышибали из всех очередей, лишили премии и других благ. Ну, я обиделся и ушел по собственному. Теперь тружусь на мясокомбинате. И никакая перестройка мне не страшна.