Павел Гутионтов - Игры на свежем воздухе застоя

К такому вот человеку я и поехал, чтобы поговорить о военно — патриотическом воспитании пионеров и школьников, в котором Юнак считался большим специалистом.

На вокзале в Туле меня, естественно, никто не ждал. В штабе обкома комсомола, там расположенном, чтобы наставлять на верную дорогу приезжающие команды юнармейцев, лишь плечами пожимали недоуменно и единственно что знали, — это местонахождение своего первого секретаря (обкома ВЛКСМ то есть). Он был уже на месте, в воинской части, где и должна была проходить «Зарница». Что ж, прыгнул я в первый попавшийся автобус, с рязанцами, и поехал.

В части я быстро, где — то минут за сорок, нашел комсомольского вожака, который разгуливал по территории под руку с заместителем председателя ЦС пионеров. Мне не обрадовался: «Я ничего не знаю, ни о каком интервью с Юнаком меня не предупреждали, я не могу в субботу звонить Ивану Харитоновичу или даже его помощнику…» — «Давай тогда я сам им позвоню». — «Да что вы говорите! Я не готов брать на себя такую ответственность…» — «Ну, ладно, — не выдержал наконец я. — Вот при Анатолии (зам. пред.) я тебя предупреждаю, что сейчас же отправляюсь в Москву, потому что, как я понял, делать мне здесь больше нечего, так как помогать ты мне категорически отказываешься…» — «Ладно, ладно, не кипятись», — кисло пробормотал секретарь и пообещал что — то придумать.

Шла, напомню, суббота, а я находился в нескольких десятках километров от города, где, в свою очередь, пребывал мой будущий собеседник. А девять страниц интервью с ним уже были запланированы на вторник…

Итак, я маялся по военному городку без мало — мальски полезного дела. Пока, где — то часа в три дня, не подошел какой — то комсомольский функционер и со значением в голосе не сообщил, что их «первый» вышел звонком на заведующего! общим! отделом! обкома партии!!

— В общем, готовьтесь пока, а завтра будет принято решение, — заключил функционер и удалился, сохраняя значительность.

И я сел в штабной палатке и написал в столбик тридцать два вопроса, на которые хотел бы получить ответ еще до беседы с Иваном Харитоновичем. Ибо, не взирая на свою молодость, уже прекрасно отдавал себе отчет в том, что если сам не буду знать, скажем, сколько в школах Тульской области музеев боевой славы, то Иван Харитонович сообщить это читателям и подавно не сможет. Честно говоря, вопросы были достаточно немудрящие, изначально рассчитанные на осведомленность комсомольских работников и их владение информацией, за которую они, собственно, и зарплату получают. Список я отдал первому секретарю, ближе к вечеру значительно повеселевшему, а после беседы с заведующим~ общим! отделом! и проникшемуся ко мне определенной уважительностью. «К утру все будет!» — заверил секретарь и удалился, неся мой листок в вытянутой впереди себя руке.

К утру меня разбудил уже знакомый функционер с красными от недосыпа глазами. В вытянутой впереди себя руке он держал мой листок, исчерканный какими — то карандашными знаками. «Вы нам задали очень трудную работу. Весь аппарат за ночь глаз не сомкнул», — сообщил мне функционер. «И что же?» — заинтересовался я. «И ни на один из ваших вопросов ответить мы так и не смогли. Но зато позвонил помощник Ивана Харитоновича и сказал, что текст беседы уже подготовлен и будет у вас после пяти часов».

«Что же это за текст будет?» — тоскливо подумал я, но делать было нечего, возможности хоть как — то влиять на события я был полностью лишен, а твердое убеждение в святости редакционного задания, выполнить которое я обязан, не давало возможности хлопнуть дверью.

Именно от нечего делать я и сел за машинку в штабной палатке и, сверяясь с текстами развешанных по стенам стендов и плакатов, начал настукивать беседу с И. Х. Юнаком, первым секретарем Тульского обкома, человеком, близким к Самому, специалистом по военно — патриотическому воспитанию. Сначала, скажу откровенно, дело шло туго, но потом я втянулся, сам себе задавая вопросы и сам же по мере сил на них отвечая. При этом «собеседник» проявлял неожиданную для человека его ранга эрудицию, обильно цитируя, скажем, стихи моих приятелей, в том числе и те, что еще нигде не публиковались. В таких слуаях «мой» Иван Харитонович говорил так: «Вспоминаю строки одного молодого поэта…» — и шпарил их на память. Радовала и покладистость собеседника, его внимательное отношение к вопросам и уважительное — к человеку их задающему. Беседа текла живо и свободно, если же что казалось Ивану Тимофеевичу не так, он прямо переспрашивал: «Простите, я не понял…» Или говорил: «Здесь я с вами согласиться никак не могу…» — и объяснял почему…

Одним словом, когда к пол — пятому в палатку прибежал функционер и сообщил, что кто — то ошибся и, оказывается, никакого текста у помощника нет и не будет, а звонить в часть он, наоборот, будет и именно в пять я воспринял сообщение достаточно спокойно, так как материал дописывал и мне оставалось едва ли не поставить в конце: «Беседу вел П. Гутионтов, наш спец. корр».

Итак, в пять ровно я подошел к телефону, снял трубку.

— Ну, Павел Семенович, давайте читайте ваш текст, — энергично произнесла трубка.

— То есть? — не понял я.

— Ну, ведь вы, как я понимаю, должны были пол — странички подготовить, приветствие Ивана Харитоновича юнармейцам, так мне комсомольцы объяснили… Вот я и послушаю, и прямо по телефону завизирую.

— Но у меня ведь интервью, девять страниц, с Иваном Харитоновичем согласовывали… — залепетал я. — И если вы их готовы визировать по телефону…

Трубка помолчала. Как я понял, теперь уже помощнику было необходимо как — то переварить полученную новость.

— Интервью? — наконец спросил он. — Тогда конечно. Тогда не по телефону. Тогда вам, наверное, стоит приехать. Тогда через полчаса я буду в обкоме.

Воскресный обком радовал глаз пустотой коридоров и тишиной. Помощник Юнака оказался деловым человеком лет тридцати пяти. Текст мой прочитал в две минуты. «Очень, очень, по — моему, хорошо, — сказал, прочитав. — Вот только обязательно надо цитатку из Леонида Ильича вставить, вот., кстати, у меня и цитатка подходящая есть, очень, хорошо ляжет…»

Надо так надо. Сел за машинку и уложил цитатку.

— Как вы намерены материал в Москву передавать, — спрашивал тем временем помощник. И я отвечал, что намерен диктовать по телефону.

— Ну, зачем же… Я сейчас фельда вызову, он к утру и доставит. Сейчас ксерокопируем текст и отправим, с фельдпочтой и отправим…

Появился человек, взял мой текст, тут же вернулся с пятью копиями. Следом за ним дверь открыл человек в военной форме и при оружии. Получил мигом запечатанный помощником пакет («В «Комсомольскую правду, редактору!»), козырнул и вышел.