Зяма Исламбеков - Путешествие из Санкт-Петербурга на Селигер

— Да, Витя. Твоё хамство и твоя тупость не знают границ!

— Да я, это самое, только поинтересовался, а Вы уже так, вот…

— Ты бы лучше книги бы читал, — назидательно посоветовал Виктор Иванович.

— А вот эти стихи, значит, это самое, в какой книге написаны? — как ни в чём не бывало, спросил Виктор.

— Стихи эти я знаю со школьной скамьи. Это, скорее всего, устное творчество. Но автор известен.

— Да ладно? — удивился Денис.

— Иван Семенович Барков (1732–1768), дворянский сын, русский поэт и переводчик. Родился он зимой в 1732 году, а скончался от беспробудного пьянства в 1768 году.

— Ничего себе?! — удивился Виктор. — Откуда Вы это всё знаете?

— Если интересно, могу прочесть вам, ребята, маленькую лекцию об авторе этих и других замечательных строк? — спросил Виктор Иванович.

— А чего он ещё написал–то? — поинтересовался Виктор–москвич.

— Ой, да много чего. Луку Мудищева, например, — несколько растерянно ответил Виктор Иванович, который внимательно смотрел на воду, где, по всей видимости, попался на крючок жирный окунь. — Вон, смотри, какой красавец! Давай его сюда, — скомандовал Виктор Иванович.

Окунь был крупным. Он яростно бился, тщетно пытаясь соскочить с крючка. Так вот и в жизни: одни наживку заглатывают, другие её подкидывают. Кто–то учится на чужих ошибках, а кто–то на своих. Интересна перефразированная поговорка: дурак учится на своих ошибках, а умный учится всегда.

— Виктор Иванович! А расскажите, пожалуйста, про этого поэта, — попросил Виктор–москвич.

— Ну, так вот, значит, — начал профессор свою короткую, минут на 40, лекцию. — Закончил Иван Семёнович семинарию, затем состоял при российской академии наук последовательно: студентом, наборщиком, переписчиком, переводчиком.

— Что, значит, состоял? — перебил профессора Виктор.

— Работал. Состоял — это значит, работал, — объяснил Виктор Иванович. — Барков переводил преимущественно античных авторов, но растратил свой талант и силы неумеренным пьянством.

— Водочку любил, да? — спросил Виктор.

— А кто же её не любит? — усомнился Денис.

— Вы будете перебивать или слушать? — не выдержал профессор. — В 1762 году Иван Семёнович перевел на русский язык сатиры Горация, в 1764 году — басни Федора. Барков написал также «Житие Князя Антиоха Дмитриевича Кантемира», приложенное к изданию его «Сатир», изданных в 1762 г. Барков владел свободным, гладким и легким стихом, не уступая в этом отношении даже лучшим поэтам современникам Ломоносову и Сумарокову.

— Ничего себе?! А чего, они, типа, тоже могли такое? — спросил Виктор.

— Не понял? — удивился Виктор Иванович.

— Ну, это самое, как его, — пытался оформить мысль Виктор, но не мог вспомнить подходящих слов, — Ну, это самое, значит, они что, тоже такую байду лабали?

— Да, они тоже были реальными пацанами, — съязвил профессор.

— А, понятно, — и Виктор пару раз кивнул головой.

— Воздавая должное Баркову как поэту и переводчику, следует сказать, что громкую всероссийскую славу он приобрел своими, по выражению Митрополита Евгения Болохвитинова, «срамными» непечатными произведениями. Эти стихотворения расходятся по всей России в списках около двух столетий. Слава их так велика, что родился особый термин для произведений такого рода — «барковщина».

— А, это самое, как его? — начал вспоминать Виктор, — Баркашов — это не тоже самое, а?

— Ну, а ты сам–то как думаешь? — вопросом на вопрос ответил профессор.

— Ну, я не знаю, — неуверенно молвил Куркулин.

— Да, стихи у него были классные! — Виктор–москвич сделал сильный гребок и приподнял вёсла над водой, словно выполнил команду «Сушить вёсла».

— Однако, — продолжил Виктор Иванович, — кроме сквернословия, следовало бы отметить у Баркова простонародный юмор, реалистическую манеру и крепкий язык. В той борьбе, которая шла в литературе против высокого стиля, Барков тоже сыграл свою роль.

А вот умер Иван Семёнович в состоянии психического припадка в момент запоя, утонув в нужнике, перед смертью отметив свою судьбу в эпитафии: «Жил грешно и умер смешно». «Сочинения и переводы» его изданы в Петербурге в 1872 г. под редакцией некто Венгерова.

— В Венгрии, что ли? — решил переспросить Виктор.

— Дурень, в России, — язвительно ответил Денис, — это — Фамилия такая. Да, Виктор Иванович?

— Да, Денис, — спокойно поддакнул профессор. — Кстати, друзья, издание Венгерова сильно искажено опущенными местами. Полное издание без купюр и искажений вышло в Риге, в 1932 г. Полное собрание непечатных произведений Баркова хранится в Публичной Библиотеке Имени Ленина и имеет название «Девичья игрушка».

— Сейчас, между прочим, нет такой, — важно заметил Денис. — Российская государственная библиотека. Вот как она теперь называется! — не без гордости сообщил москвич.

— Да, правильно, — Виктор Иванович вдруг захотел рассказать ещё про Баркова и его творчество, но заметил, что его уже никто не слушает. — На Воздвиженке она, да?

— Наверное, — неуверенно ответил Денис, коренной москвич.

Часам к пяти водка и пиво закончились. Из закуски остался лишь маленький кусок колбасы, да чипсов на дне пакета. Руки у гребцов начинали болеть, а на ладонях появились мозоли. Пора было заканчивать рыбалку.

Подплыв к берегу, рыбаки заметили скучавшего и несчастного Антона. Как потом оказалось, он всё время бегал в туалет. Диарея поработила желудок настолько, что бедняга только и думал, как бы ему не обделаться.

У Виктора Ивановича были кое–какие лекарства, но эффект от них мог наступить лишь через пару часов.

Вытащив на берег лодку, условились встретиться в 20.00 у их коттеджа, чтобы закоптить рыбку. Москвичи обещали захватить с собой водку и девок.

К восьми вечера москвичи пришли с гитарой и теми же девицами, Наташкой и Татьянкой, которых они попробовали накануне и которые им понравились.

Девушки были в той же одежде, что и на встрече с Антоном и Виктором, вели себя непринужденно и раскованно, словно были знакомы очень и очень давно.

— Ну, что, профессор, — решил пошутить Антон, — вроде бы все в сборе. Правда, это самое, нет только Вашей дамы?!

— О, точно! — быстро отреагировал Виктор.

— Да, уж, — задумчиво произнёс Виктор Иванович. — Она, наверное, сидит одна в номере и отходит от ужаса, который испытала в тот страшный день.

— Отходит, отходит, — повторив интонацию, добавил Антон и рукой показал в сторону женщины, наблюдавшей за компанией и прятавшейся за большими соснами. — Это она?

— Вот так номер? — удивился Виктор Иванович.