Хельга Графф - Мемуары Мойши

Ровно в 17:00 юрист не пришел, не появился он ни в 18, ни в 19, ни в 20 часов! Курочкин, предварительно сделав запись в заветную тетрадь и уничтожив всё, что стояло на столе, покинул нас в 23:00. «24 июня 19… года, 16:00. Снова как дурак ждал этого придурка, сдох он там, что ли? Вспомнился заместитель. А Штерны расточительны! С ними прямо разоришься, а не заработаешь! Ольга уже новые коробочки со сладостями выставила, а зенки такие злющие! Как зыркнула на меня, так я три печенья и одну конфету… или две… нет, точно одну, вот же фантик, разом проглотил и чуть не подавился! Если будет меня попрекать, приду со своим печеньем, это их унизит… а может…и нет?!»

И снова позвонил Клаус и попросил прощения за знаменитость, которая со скоростью беременной черепахи не может доползти до нас второй день!

– Завтра он точно будет! – обнадежил нас бухгалтер.

На следующий день, в 16:00, как всегда, сидели втроем за столом. На стол поставила только сахар и сразу заметила, как Василий Иванович что-то записал в свой блокнот. В 17:00 с минутами раздался долгожданный звонок в дверь. Я распахнула ее и ко мне на руки, в буквальном смысле слова, упал в стельку пьяный юрист! С трудом дотащив его втроем до стула, усадили и попытались привести в чувство, но тщетно! Дяденька пребывал в невменяемом состоянии и непонятно, как доехал до нас на машине.

Глядя на него, вспомнила одну историю. Мы сидели в баре, когда дверь отворилась и вошел пьяный мужик. Он подошел к стойке бара и оперся на нее. Следом вошел второй и, подойдя, прислонился к первому. Третий, как вошел, так сразу же упал. Первый сказал бармену:

– Мне триста водки! Пете, – указал на того, что рядом, – вот Пете двести, а Васе, – показал на лежащего на полу, – Васе сто, он наш шофер и повезет нас обратно!

Такой наглости со стороны знаменитости Василий Иванович уже стерпеть не мог! И после лицезрения бесчувственного тела, вползшего в квартиру, Курочкин встал и со словами: «Раз так, так и не эдак…», смысл которых остался нам непонятен, предварительно записав что-то в записную книжечку, гордо удалился. «25 июня 19… года, 16:00. Сегодня Ольга превзошла себя! Из угощения поставила только сахар. Вот, дескать, жри, Василий, что имеем! Может, я им денег мало дал? Унизить себя не позволил, назло положил семь ложечек… или шесть? Не может быть! Нет… точно семь. Помню потому, что последнюю облизал. Так эта змеюка Штерн сразу заметила и говорит: «Если все тут будут ложечки облизывать, то никакого сахара не напасешься!» Связываться с сучкой не стал, обиду проглотил молча, но мстить буду! Приглашу их к себе и даже сахара не поставлю, хочу посмотреть на их постные рожи! А в 17:15 приперся этот «летучий голландец». И где только Штерны берут этих алкоголиков?! Выхлоп как из винной бочки, я от опьянения аж прямо зашатался! Вот что-то и ноги не слушаются…может, остаться у них с ночевкой? Нет…нет… опасно, не хочу рисковать жизнью! Вспомнил своего заместителя, эх, едрит твою, все там когда-нибудь будем!»

Какие вопросы можно решать с совершенно пьяным господином? Хорошо еще он немец, а был бы наш, начал бы за нами с топором гоняться! Пришлось пригласить Клауса и, передав пьяницу ему на руки, выдворить обоих вон. Что же нам так не везет?! Однако Валленмайер решил реабилитироваться и вышел на нас через неделю с радостным сообщением, что депутат Биттнер пригласил нас в Бундестаг на встречу с представителем американского концерна! Вот оно, то самое, долгожданное! Когда-нибудь ожидание заканчивается и на смену сумеркам приходит рассвет! Сразу кинулись с Левкой к шифоньеру, чтобы провести ревизию нарядов. Надо было выглядеть строго по-деловому. Не каждый же день простых людей приглашают в Бундестаг!

Пришлось срочно купить Левке новый пиджак. Брать ему костюм бессмысленно. Этот чертов Штерн со своим рахитичным животом настолько непропорциональный, что от костюма на него влезает только пиджак, а брюки никогда! Пиджак темно-синего цвета был элегантным. Пуговицы, правда, перешили от счастливого лапсердака, в котором Левка нашел на вокзале Ганновера целых сто марок, получал деньги за проданную мебель в Санкт-Петербурге и ходил на еврейское кладбище к родственникам, вернувшись обратно живым и здоровым! Такие счастливые пуговицы, несомненно, должны были принести нам удачу!

Через два дня вместе с Клаусом, прихватив еще и переводчицу Брунгильду, очень вредную немку из ГДР (то, что она вредная, узнали гораздо позже), вновь отправились в Берлин. По скоростной автомобильной трассе домчались до столицы за полтора часа и… два часа, нарезая круги, носились вокруг Бундестага, потому как парковочных мест не нашлось! Эта проблема, наверное, всемирная. В Германии многие автомобилисты просто паркуют машину где-нибудь на окраине, а в город едут на метро! Еле-еле воткнули свою «тачку» в подземный гараж и пешком отправились в правительственное здание. Там уже собственной персоной нас встречал депутат Биттнер. Он провел нашу делегацию в переговорную и передал на руки горничной, которая сразу же очень доброжелательно предложила нам напитки и сэндвичи. Какая щедрость!

Прошел час ожидания, но от волнения нам и кусок в горло не лез! Внезапно дверь комнаты распахнулась и появился темноволосый толстяк с косоглазым лицом дебила. Под мышкой он держал папку. Глаза его то сходились на переносице, то дружно, как зайцы, разбегались в разные стороны, и поэтому уловить его бегающие мысли нам было не под силу. Короче, один глаз на Кавказ, а другой в Арзамас. Следом вошел важный Биттнер, как и наш Василий Иванович с блокнотом в руках и представил косого господина:

– Мистер Кинсли Уайт!

Тот кивнул и под испуганный лепет Левки, который пытался выгодным предложением привлечь внимание хама, начал доставать свои бумаги. Ни на что не реагируя, косоглазый уткнулся в документы и, не слушая Леву, забубнил:

– Брикетированный уголь стоит сорок марок за тонну, сырой – пятнадцать. Если хотите, покупайте!

– Отлично, – поддержал приглашенного депутат, – если будут новости, сообщайте, я слежу за проектом!

Затем они встали и…. ушли! Термин закончился, даже не начавшись! У нас в России так просто уйти им бы, конечно, не дали!

Домой мы вернулись потрясенные, и я в сердцах сказала:

– Ну почему ты не воровал, когда была такая возможность?! Сейчас бы плавали не в дерьме верхом на долгах и проблемах, а в океане на белоснежной яхте! Не унижались бы перед всей этой шушерой и сволочью Кондрашовым, который нас уже почти разорил!

Тут я вспомнила, как в последнее время угрожающе посматривает на нас садовник-пчеловод Пауль, и градус настроения упал до нуля.

– Не воровал, – ответил сердито Левка, – потому что не хотел и впредь не собираюсь! Лучше сдохнуть бедным и честным человеком, чем богатым подонком и мошенником!