Ричард Гордон - Доктор на просторе

— Мне нужно мое лекарство! — заныла она.

— Нет, я больше не могу, — вздохнул я, лихорадочно вспоминая, содержится ли в клятве Гиппократа что-нибудь про необходимость держать себя в руках. — Прошу вас покинуть амбулаторию!

— Самозванец! — вдруг истошно завопила старушка. — Мошенник! Самодур! Не хотите мне мое лекарство дать! Вы просто грабите нас, душегубы! Всю страховку себе в карман кладете! Мошну свою набиваете! Отдайте мне мое лекарство!

Я встал и, не доверяя собственному голосу, молча указал ей на дверь. Продолжая голосить, старуха направилась к выходу. Я сел за стол и обхватил голову руками. Про такое нам в Св. Суизине не говорили.

Услышав чьи-то шаги, я устало произнес:

— Садитесь. Имя, возраст, профессия?

— Уилкинс. Двадцать один. Профсоюзный организатор. — Молодой человек в хорошо пригнанном синем костюме сидел передо мной, вертя в руках шляпу. Вы очень огорчили мою матушку, доктор. Зря вы так.

— Если эта дама и впрямь ваша мать, то я буду вам очень признателен, если вы отведете её домой.

— Согласно кодексу поведения работника здравоохранения, — заученно произнес он, глядя на потолок, — пациент, которому отказано в надлежащем лечении, имеет право подать соответствующий иск и в установленном порядке взыскать с провинившегося врача денежную компенсацию.

Тут уже я окончательно вышел из себя.

— Убирайтесь отсюда!

— Спокойно, док, не горячитесь, — продолжил наглец тем же тоном. Лично против вас я ничего не имею и просто напоминаю вам положение из кодекса. Я неплохо его изучил, видите ли.

— Не сомневаюсь, — сухо сказал я. — Должно быть, именно этим вы зарабатываете на жизнь.

Профсоюзный организатор извлек из кармана зубочистку и принялся ковырять во рту.

— Полегче, док, — ответил он. — На вашем месте, я был бы осторожнее в высказываниях. Ответственности за клевету ещё никто не отменил. Я, между прочим, выиграл уже двенадцать исков против врачей. И ни одного не проиграл. Лишь на судебных издержках магистрат заработал при этом целую тысячу фунтов.

— Послушайте, мистер Уродкинс…

— Уилкинс.

— Мне плевать на то, как вас зовут, и кто вы такой, но если вы сию минуту не уберетесь отсюда, я дам вам такого пинка по заднице, что…

— Грубость вам не поможет, док, — невозмутимо прервал меня этот мерзавец. — Я могу вчинить вам такой иск, что вы без штанов останетесь.

— В последний раз повторяю, Уткинс, — в моем голосе зазвенел металл. Убирайтесь вон, пока я вас не вышвырнул.

— Не забудьте мою фамилию, док. Она произносится Ут… то есть Уилкинс. У-И-Л-К-И-Н-С. Вы ещё обо мне услышите.

Когда я возвратился домой, Жасмина уже накрывала стол к ужину.

— Приветик, — весело прощебетала она. — Что-то вид у вас невеселый. Как у медведя с больной головой.

— Попадись мне сейчас хоть целая стая медведей с больными головами, я бы их в отбивную превратил! — прорычал я. — Жасмина, где доктор Хоккет?

— Доктор ещё не вернулся. Его к викарию вызвали. — Она звонко расхохоталась. — А вы, между прочим, впервые назвали меня Жасминой.

Я плюхнулся в кресло и раскрыл энциклопедию.

— Напугали вас вчера, да? — спросила Жасмина. — За чаем. — Она хихикнула. — Вы ведь даже не подозревали, что я его жена, да?

— Да, мисс Хоккет, коль скоро вам это так любопытно — не подозревал. И, ещё раз «да» — испугался. Даже сардинку свою не съел.

Она поставила на место последнюю тарелку.

— Я нисколько вас не виню, не подумайте. Даже сама порой не верю, что я — докторская жена. — Я не ответил, а она приблизилась к моему креслу. — Я уже скоро поняла, что он женился на мне лишь для того, чтобы не платить мне жалованье. Главным образом. Скупердяй, каких мало. Такой вам в пустыне песка не даст. А я так хотела обзавестись нормальной семьей!

— Моя разлюбезная миссис Хоккет…

— Зови меня Жасмина, птенчик.

— Я совершенно не горю желанием обсуждать вашу семейную жизнь. Вдобавок у меня выдалось на редкость тяжелое, даже, можно сказать, обескураживающее дежурство, и я хочу хоть немного отдохнуть. Хотя бы дух перевести.

— Послушай, птенчик, сделай мне одолжение, — промурлыкала она.

— Нет, — отрезал я.

— Да. Пожалуйста. — Она придвинулась вплотную ко мне. — Доктор ведь дал тебе ключ от аптечки, верно?

— Нет.

— Да. Он всегда дает второй ключ своему ассистенту.

— И что из этого? — неласково буркнул я.

— Будь лапочкой — одолжи мне его на минутку, — проворковала Жасмина.

— Ни за что, — решительно помотал головой я и снова уткнулся в энциклопедию.

— Всего на минутку. Я его тут же верну. Доктор Задниц никогда мне не отказывал!

— А доктор Гордон отказывает!

— Тогда открой его сам и принеси мне немножко нембутала. Я просто торчу от нембутала. — Она выразительно погладила себя по животику и закатила глаза. — Славная штучка. Сразу погружаюсь в сладкий сон и забываю про эту скотину, что храпит рядом со мной.

— Разве можно так обзывать своего мужа? — насупился я.

Вдруг, ни слова не говоря, она пригнулась ко мне и полезла в карман моей жилетки.

— Давай сюда ключ! Или я сама найду!

— Черт побери, Жасмина, что вы вытворяете…

— Ой! Отпусти! Больно же! — принялась вопить она довольным голосом.

Я крутился ужом.

— Дьявольщина! Немедленно прекратите!

Безуспешно пытаясь высвободиться, я опрокинулся вместе с креслом на Жасмину. Она оказалась крепким орешком, поднаторевшим в подобных схватках. Добрую минуту я отбивался и отбрыкивался, прежде чем сумел сбросить её с себя и высвободиться. Я сидел на полу, отдуваясь, когда вошел доктор Хоккет.

Я с усилием встал. Мой воротничок стоял торчком, лицо пылало, со лба катился пот. Хоккет безмолвно высился в проеме дверей, по обыкновению заложив руки за спину, и таращился на меня.

— Мы, м-мм… Словом, я уронил кое-что на пол, — сбивчиво пояснил я.

Хоккет молча кивнул.

— А Жасмина… то есть, миссис Хоккет, помогала мне.

Доктор по-прежнему молчал, Жасмина поправляла волосы и приводила в порядок одежду.

— Пора ужинать, — бесстрастным тоном произнес Хоккет. — Послушай, дорогая, стоит ли разжигать камин, когда на дворе ещё почти утро? Да и погода — как никогда теплая.

За ужином, который состоял из сосиски с картофельным пюре, никто не проронил ни слова. По окончании трапезы, когда Жасмина собрала тарелки и покинула нас, Хоккет произнес своим обычным голосом:

— Поразительно все-таки, сколько врачей совершают тяжкий грех.

— Грех? — испуганно переспросил я. — Вы имеете в виду — в… сексуальном плане?

— Я имею в виду врачей, которые идут на убийство.

— Вот как, — с остановившимся сердцем выдавил я. — Да, наверное.

— Взять хотя бы Криппена, — продолжил Хоккет. — Палмера Отравителя. Или Нила Крима из Лондона. А сколько их еще! Помните дело Ракстона? Он зарезал эту парочку прямо в своей ванне.