Валентин Катаев - Красивые штаны. Рассказы и фельетоны (сборник)

Пуделякин».

«Пишу из Парижа. Штиблеты – четыре рубля на наши деньги. В Марселе еще дешевле. Сижу по случаю дождя дома. Вечером выезжаю в Марсель. Пока.

Пуделякин».

«Чуть было не купил штиблеты в Марселе. Вечером выезжаю в Неаполь. Там, говорят, феноменально дешевая обувь. А еще все кричат, что Италия земледельческая страна. Мостовые в Марселе плохие – все ноги побил к чертовой матери. Пока.

Пуделякин».

«Неаполь. Обувь не стоит выплываю Индию феноменально.

Пуделякин».

«Бомбей. Похабные мостовые штиблеты бесценок Америка дешевле понедельник Сан-Франциско.

Пуделякин».

«Чикаго. Штиблеты гроши умоляю телеграфом 300 Мельбурн феноменально разоренный.

Пуделякин».

Я послал Пуделякину триста. После того прошло четыре месяца. О Пуделякине не было ни слуху ни духу. В начале пятого я получил от Пуделякина открытку из Одессы. Вот она:

«Дорогой Саша! Чуть было не купил в Константинополе обувь. Феноменально дешево! Что-то полтора рубля на наши деньги. Однако, спасибо, встретил одного человека. Узнав, что я русский и иду покупать обувь, он всплеснул руками и воскликнул: „Милый! Вы с ума сошли! Россия – это же классическая страна кожи! В Тверской губернии есть уезд, где все население занимается исключительно выработкой хорошей и дешевой обуви!“

Думаю смотаться в Кимры. Кстати, это недалеко от Москвы. В Константинополе собак не так уж и много. Ноги, представь себе, привыкли. Пожалуйста, продай мой синий костюм за шестьдесят рублей и вышли деньги телеграфом. В пятницу выезжаю в Кимры. Целую тебя нежно.

Пуделякин».

На днях я видел большую красивую афишу, где сообщалось, что известный Игнатий Пуделякин прочтет лекцию о Западной Европе и Северной Америке. Тезисы были заманчивы.

Но я не пошел на лекцию Пуделякина…

…Где-то ты теперь читаешь, Пуделякин? Ау, Пуделякин!..

1927

Наблюдаются случаи, что в автоматы Моссельпрома, недавно появившиеся в Москве, хулиганы бросают царскую монету, пуговицы и прочую дрянь.

Из газет

Поздней ночью хитрый Саша Бузыкин прокрался к автомату. В руках он держал большую и красивую пуговицу от пальто.

– Попробуем, что это за штуковина – автомат, – прошептал изобретательный Саша, затаив дыхание.

Он воровато перекрестился и сунул пуговицу в автомат. Автомат мелодично звякнул. Дрожащими пальцами Саша потянул за ручку, и из простодушного автомата вылезла коробка «Посольских».

– Мерси, – сказал Саша и отпорол вторую пуговицу.

Из автомата вылезла вторая коробка.

– Хи-хи, – обрадовался Саша, – бог троицу любит! Ну-ка!

Третья пуговица канула в щель, и из предупредительного автомата вылезла третья коробка.

Саша явно повеселел:

– Хе-хе! Изба о четырех углах, да и та… спотыкается… А ну-ка, ударим по четвертой!

Через пять минут на Сашином пальто не было никаких признаков пуговиц, но зато восемь коробок «Посольских» аккуратно столбиком стояли у Сашиных ног.

– Есть еще порох в пороховницах! – воскликнул Саша, широким жестом спарывая пуговицы с пиджака.

Пиджачные пуговицы были менее роскошны, чем пуговицы пальто, но тем не менее каждую из них услужливый автомат компенсировал коробкой «Люкс».

– Тэк-с! Производство повышается.

Саша наскоро подсчитал коробки и энергично принялся за штаны. За пуговицы со штанов Саша выручил чистоганом десяток коробок «Иры», а кальсоны и рубашка дали ликующему Бузыкину двенадцать пачек «Шутки».

– А что вы здесь делаете, гражданин? – внезапно раздался карающий голос милиционера.

…И побежал Саша Бузыкин, как трепетная лань, роняя по дороге верхнюю, а также и нижнюю одежду, ибо ни одна, даже самая дорогая коробка папирос не могла заменить преступному Саше дешевой, но так необходимой в данный момент пуговицы. И, запутавшись в упавших штанах, Саша отдался в руки правосудия. И, отдавшись в руки правосудия, провел тихую, но бессонную ночь в районе.

Судили Сашу Бузыкина за хулиганство.

1925

– К чертовой маме! – хрипло заметил Градусов. – Пущай, которые хотят, записываются на воскресную экскурсию, а я не желаю. Желаю проводить воскресный отдых самостоятельно, со всем своим полным семейством.

– А вы и семейство свое запишите, очень просто. Цветочки, птички… Детишки… Мы осмотрим один из самых красивых подмосковных дворцов, прослушаем краткую лекцию о крепостных художниках семнадцатого века, почитаем коллективно Горького…

– А мне, между прочим, начихать на это дело с высокого дерева. Не желаю. Желаю самостоятельно. Без коллектива чтоб. И чтоб не Горький, а горькая… и вообще…

– К чертовой маме! – сказал Градусов в воскресенье утром, засовывая в корзину две бутылки горькой и полтора фунта голубой колбасы. – И безо всякого коллектива управимся. Ого-го! Эй, жена, пиво уложила?

– Уложила.

– Самовар увязала?

– Увязала.

– Тады ладно. Дети, цветы жизни, готовы?

– Готовы.

– Тады гайда на вокзал! Чего зря канителишься! Чай, мы не коллективные, а индивидуальные. В два счета допрем до зеленой травки, а там можно и горькую… почитать. И чтоб никаких крепостных семнадцатого века… Ик… Верно?

– Верно.

– Ну, раз верно, тады бери, Митя, самовар. Сашка, хватай библиотечку с горькой. Клавочка, зонтик не забудь. Варька, держи пакет с деревянным углем и кувшин молока, да смотри, чтоб не скисло по дороге. Ну-с, больше ничего не забыли?

– Забыли! Забыли! Бабушку забыли!

– А, черт возьми! Хватайте старушку. Да поживее. А то на поезд опоздаем. Ну, в два счета! Чтоб раз-раз – и готово. Это вам не коллективная экскурсия…

В поезде:

– Папаша, Митька самовар потерял!

– Паршивец, где самовар?

– Есть. Не беспокойтесь. На нем бабушка сидит.

– Эй, бабка, ты сиди себе, старушка, только не очень, а то в самоваре-то воды нету… Чего доброго, распаяется.

– Ох-х-х! Дышать нечем! Духота!

– Ма-му-ся! У меня носки заболели…

– Ничего, детка, не плачь. Сейчас приедем. Бери пример с Клавочки. Она всю дорогу на одной ноге стоит, да и то на чужой.

– Караул! Грудного Ваньку дома забыли!

– Ах ты, боже мой, чистое наказание с этими детьми! Ворочаться, что ли? Кондуктор, остановите поезд!

– Не надо останавливать. Ванька нашелся.

– Где же он?

– А его Варька на крышу положила, чтоб не задохся в вагоне.

– Правильно!

– Ой, мне глаз выкололи!

– Правый или левый?

– Левый!

– Тады хорошо. Ближе к сердцу.

– Кар-раул! Кар-ра…

– Уф! Чтоб вы все подохли, проклятые! Приехали. Вылезай.

На лоне природы:

– Ик… и… никаких коллективов! К-каждый сам себе экскур-сия. Открой-ка, жена, второй том горькой… Люб-блю поч-читать… Это вам не семнадцатый век! Эт-то вам не коллективные птички. Ваш… здоров… Ик!