Оксана Аболина - Как киндер сдавал в школе Колобка

Так получилось, что мы были очень ленивыми родителями. Настолько ленивыми, что не любили утром вовремя вставать, чтобы покормить любимое чадо. Возможно это случилось потому, что весь первый год жизни киндер проболел стафилококком в тяжелой форме, и осложнением была непериодическая остановка дыхания. Посему весь год мы круглосуточно дежурили у его кровати, чтобы не дай Бог, ребенок во сне не задохнулся. Когда же опасность для жизни киндера исчезла, мы начали дружно отсыпаться. А чтобы ребенок нас по утрам не будил, наваливали ему с вечера в кроватку детских книжек-«лапши», и он, будучи по натуре человеком спокойным и уравновешенным, каждое утро начинал с того, что сидел и эти книжки перелистывал. В результате к 2 с половиной годам чадо научилось читать и считать, и надо сказать, на тот момент письменной речью овладело гораздо лучше, чем устной.

Детскую литературу он проскочил незаметно для себя. То есть, почерпнув из своих ранних посиделок в двух- трехгодовалом возрасте, русские народные сказки, Чуковского, Маршака и Барто, он перешел сразу к серьезным книгам. Мы на это несколько не рассчитывали — для киндера была собрана великолепная детская библиотека из тех книжек, о которых мы в свое время не смели и мечтать — но он на них даже не хотел смотреть. Ребенок предпочитал читать классику, а всяких там Волковых, Баумов, Бёрнетт попросту игнорировал. Исключение, пожалуй, составила опубликованная в газете «Жили-были» сказка «Зеленый поросенок», над которой было пролито немало горьких детских слез.

К 7 годам киндера повели в школу на тестирование. Школа чадо напугала до дрожи — там было слишком шумно, по коридорам носились какие-то здоровые «дяди» и «тети»… Воспитанный в несколько более культурных коллективах, где грохота было на несколько децибелл помене, ребенок трясся, как заячий хвост, а родители преисполнялись чувством позора за трусость собственного чада.

Однако, в уединенном кабинете, где проводилось тестирование, ребенок слегка оклемался и в течение пары часов отвечал на все поставленные ему вопросы. Кончилось тем, что нам сказали, что киндера берут сразу в 5 класс, но поскольку он еще маленький, а там такие здоровые лбы, и половина из них будет его колотить по причине малого возраста и роста, то лучше пускай он осваивает программу дома, а в школу приходит в мае месяце и сдает экзамены. Ну, как порешили, так и сделали.

Первый экзамен, на который мы пришли был по литературе. Класс был причудлив: по грязно-зеленым стенам висели плоские изображения скелетов в натуральный рост с православными крестами в костяшках пальцев. По всем углам прятался всякий хлам, который нормальному ребенку должен был внушить ужас — какие-то мистические чудища. Как мы потом выяснили, здесь после уроков проходили репетиции местного театрального кружка. Бутафория хранилась здесь же, не отходя от классы.

Учительница с любопытством осматривала наше чадо как неведомого науке зверька, а потом решила проявить некоторую демократичность, провести экзамен в форме свободной беседы и спросила, какая у чада любимая книга. Чадо долго думало, выбирая из своего немалого запаса что у него там любимое, а потом несколько неуверенно назвало «Отверженных» Гюго. Учительница тут же взяла быка за рога и в течение двух часов обсуждала с киндером проблемы проституции, поднятые в романе великим гуманистом. Киндер бледнел и краснел — толком он еще не знал, что такое проституция, но по судьбе Фатимы понимал, что она явно связана с чем-то нехорошим. Как малые дети, которые еще не зная матерных слов, чувствуют в них нехороший смысл, так и мой киндер понимал, что втягивают его в разговор о чем-то неприличном, и упорно пытался увести беседу в другом направлении.

Вторая беседа по литературе состоялась у него с той же учительницей через год. Проявив оригинальность мышления и всё ту же демократичность, учительница предложила обсудить русскую народную сказку «Колобок». Киндер согласился, поднапряг память, восстановил в ней давно забытый сюжет и обсуждение началось. Учительница спросила, какая главная идея сказки. Долго и упорно обдумывал ребенок этот вопрос. Для него оказалось новостью, что у «Колобка» может быть основная идея, а вместе с ней подразумевались еще и второстепенные. Он начал издалека — о любви к путешествиям и об излишней доверчивости, о тщеславии и упрямстве, а также о стремлении некоторых попадать в одни и те же переделки, в которых они ничему толком не могут научиться. Но тут учительница взяла инициативу в свои руки и стала говорить, что ей нравится оригинальное мышление моего чада, но ей интересно, какой смысл вкладывал в сказку, носителем которой стал целый народ, ее легендарный гипотетический создатель. Чадо задумалось еще глубже. Потом стало говорить о высоких материях: о судьбе и предназначении, о предначертанности пути, о неминуемости наказания за грехи, о неровной большой и широкой дороге, на которой встречаются разные подозрительные личности, которых доверчивым лохам лучше избегать сразу, не вступая с ними в длительные дискуссии. «А нужна ли была эта дорога?» — вновь перехватила инициативу учительница. Чадо ушло в состояние, похожее на ступор, потом выдало серию идей о метафоричности таких понятий как «дом», «лес», «заяц», «волк», «медведь», «лиса». Обыграл круглую форму колобка, которая является символом вечности, в том числе вечности глупости. О том, что существо круглой формы могло не только в гибель быстро скатиться, но и добиться нравственного самосовершенствования… «А если бы он остался дома, на окошке, куда его положили дед с бабкой?» — не выдержала учительница. «Тогда бы его съели сразу», — опешив ответил киндер, и теперь в ступор впала уже учительница, поскольку она об этой версии до сих пор не задумывалась — по школьной трактовке колобок должен был для собственного благополучия слушаться родных и не убегать из дома… Вот такие вот дела.