Василий Катунин - Возвращение Остапа Крымова

Для Петросянца Гена заказал киллера, но оказалось, что парень по пьянке разболтал девкам из публичного дома Томки Чугуновой свой секрет. Он показывал им винтовку и баловался оптическим прицелом, засовывая его куда попало. Операцию пришлось отменить, а девок выдать замуж, чтобы помалкивали. Хотя зона и помогла немного — профессионалы-карманники творили фокусы с бюллетенями, — все же силы были не равными. Народ шел за красным флагом Бойко и зеленым долларом Петросянца.

Гена проиграл три тысячи голосов и, дав себе слово больше не палить денег зазря, на две недели ушел в запой. Он впал в депрессию, много пил и плакал. Ему казалось, что жизнь его не состоялась. «Ну на что я годен? — спрашивал он своего близкого кореша, размазывая сопли по щекам. — Вот люди — инженеры, учителя, ученые. А я? Неужели жизнь дала мне такой скудный жребий: или рэкет, или парламент?»

Неожиданный звонок Крымова вселил в пьяные мозги Нанайцева слабый свет надежды, что еще не все проиграно. Ознакомившись с сутью вопроса, Гена не стал говорить о проверке информации по Фонду. Он просто спросил Остапа, кого из уважаемых людей тот знает. Крымов сказал, что он всего две недели в городе. Тогда Нанайцев поинтересовался, какие имена за пределами Харькова знает Крымов. Остап назвал пару имен из Москвы и Ростова. Гена довольно кивнул головой, но заметил:

Если обманешь, катком в асфальт закатаю.

Глядя на Гену, Остап подумал: «А еще говорят, что животные — чистые безгрешные существа. Почему жете, кто совсем недавно произошел от обезьяны, не брезгуют заниматься политикой?»

Всего Крымов потратил на Гену полчаса. Цена была оговорена окончательно — по пять долларов за душу избирателя. Гена уехал к братве объявлять полный сбор и боевую готовность. Попрощавшись с Нанайцевым, Остап изрек в сторону Нильского:

Некоторым людям мозги даны только для того, чтобы они могли считать свои действия осмысленными.

Профессор Юридической академии Вениамин Генрихович Пинский находился по другую сторону баррикады от Нанайцева. Если последний нарушал законы, то первый их составлял. Умная, продуманная программа профессора была поддержана интеллигенцией и студентами, признана мягкотелой и беззубой пролетариатом, заумной — солдатами и братвой, импотентной — лавочниками и банкирами.

Поздоровавшись с Пинским, Остап начал беседу с легкого рассуждения.

Мне кажется, профессор, что учебники по цинизму должны начинаться с описания предвыборных кампаний. Я думаю, что народ не напрасно то место, куда кидают бюллетени, назвал словом урна.

С этого меткого замечания между собеседниками завязался интеллигентный захватывающий диспут. С анализа предвыборных кампаний американских президентов Крымов неожиданно перешел к истории Украины и выразил сомнение, а есть ли она вообще, эта история. Пинский, написавший недавно учебник по этому вопросу и защитивший докторскую диссертацию, заглотнул наживку и, делая упор на Правобережье, вступил в спор. Остап вернулся к Киевской Руси, затем остановился на выборности гетманов из простых казаков, затем пробежался по Запорожской Сечи. Когда Пинский, говоря об основных составляющих государственности, перешел к украинскому языку, Остап перебил его и опять вернулся к выборам.

Совершенно случайно оказалось, что у Крымова завалялась пара-тройка тысяч голосов, которые он бы уступил по бросовым ценам. Рассказав поучительную историю о скупердяе Гугиле, развернув списки с личным составом Фонда, показав гору папок с заявлениями, Остап назвал цену. Профессор сразу сказал, что цена реальная, но попросил дать ему возможность поторговаться. Остап дал, но заметил, что и он имеет в таком случае моральное право продать остаток голосов тому, кто даст сходную цену. Профессор заявил, что речь может идти только о продаже всего пакета голосов. Для того, чтобы решиться на второй тур выборов, Пинскому надо было добрать еще три тысячи голосов, а ресурсы его были уже исчерпаны. Правда, у него оставалась непроданная дача в Липцах и экзаменационная сессия на носу. Подсчитав возможную выручку за дачу и экзамены, Пинский согласился на пять долларов за нос. На этом и сговорились.

Покончив с предварительными переговорами, Остап перешел в стадию ожидания, надеясь, что нарастающая конкуренция сама пригонит в его сети этих четырех жирных карасиков. Оставалось только ждать, когда кандидаты проверят предоставленные им данные и решатся вложить деньги в верное дело.

Доверенные лица претендентов без излишнего шума, аккуратно, под видом водопроводчиков, санитарных врачей и алкоголиков провели проверку информации по Фонду Буйного. Вступая в случайные связи и беседы с жителями района, подобранными самым случайным образом по спискам Остапа, разведчики действительно убедились в существовании «Солидарности-18» и любви ее членов к председателю.

Еще через неделю были окончательно согласованы цены и формы оплаты. Петросянц произвел благотворительный взнос безналичными на счет Фонда — сорок две тысячи в эквиваленте, которые Остапу пришлось обналичить через братьев Рыжиковых. Гена Нанайцев подкатил фуру с бананами, которую Остап переправил в Москву за семнадцать тысяч баксов. Бойко принес коробку с девятью тысячами мелочью и мелкими купюрами, перетянутыми резинками. Пинский отдал четырнадцать с половиной тысяч новенькими стодолларовыми купюрами и вручил Крымову свой учебник с дарственной надписью.

После окончательного расчета с последним кандидатом поздним майским вечером Остап отщелкал на счетах восемьдесят три костяшки. Этой цифрой он подвел материальные и моральные итоги третьего этапа» Великого пути».

Вот вам наглядный пример — перевыполнение плана на девять процентов и полная безвредность операции. Объективность выбора кандидата сохранена, ибо мы не даем никакой команды нашим подопечным членам Фонда. Уличить нас в жульничестве невозможно, как невозможно объяснить и непостижимый ход мыслей и поступков нашего избирателя. Ведь если говорят, что мы имеем правительство, которое заслуживаем, то очевидно, что мы заслуживаем правительство, которое выбираем.

Четыре года назад…

У телефона-автомата была с корнем оторвана трубка. В развороченных почтовых ящиках только у него стоял замок. Уже седьмой. Они не допустят, чтобы у него было не так, как у всех. Он присмотрелся к свежим царапинам. Уже пытались ломать, но, видимо, сходу не получилось, Ничего, в следующий раз или выпьют побольше или прихватят инструмент.

«Интересно, им что, не пишут совсем?»

На дне ящика валялось письмо. Знакомый полосатый конверт из Америки. Кто это? Точно, Вовка Соколовский. В корявых торопливых строчках — напускное душевное благополучие.