Сью Таунсенд - Адриан Моул: Дикие годы

Получил подтверждение из «Института Факсос», что мне забронировано место на писательских курсах. Я в ужасе.

Луиджи восстановлен на работе, а я, слава богу, вернулся в безопасность кухни. Роберто разрешает мне смотреть, как он работает. Б о льшую часть жизни мне отказывалось в надлежащем пищевом образовании. У матери было нечему учиться, она прекратила готовить настоящую еду после того, как прочла «Женщину-евнуха». Хотя, по иронии судьбы, автор этого плодотворного для мысли тома, мисс Жермен Грир — сама известная повариха и гостеприимная хозяйка вечеринок.

Благодаря доброте Роберто я теперь умею готовить «пасту аль-денте», прототип бисквита и почти разгадал, как делать суп из жерушника. Теперь я пулей вскакиваю по утрам со своих спаренных банкеток — мне не терпится на работу.

Сегодня доставили авиабилеты.

Вечером в «Дикарях» появилась новая официантка. Ее зовут Жожо, она из Нигерии. Изучает живопись в Сент-Мартине. Она выше всех остальных в ресторане. В ее волосы вплетены сотни бусинок. При ходьбе она пощелкивает. Ее мать — какая-то шишка в нигерийской тракторной промышленности.

Сегодня приготовил гору профитролей. Роберто сказал:

— Поздравлаю, Адриана! Шоколадна глазур — совершенства.

Жожо попробовала один профитроль и объявила его «прелестным». У Луиджи с собой случился «Полароид», поэтому он щелкнул меня, гору и Жожо. Я повесил снимок дома на стенку. Я выгляжу довольно симпатичным.

В полдень я еще лежал в постели, когда в дверь постучали. Ко мне никто никогда не приходит, поэтому я немного встревожился. Приложил ухо к двери, но услышал только странное пощелкивание. В конечном итоге дверь я открыл, но цепочку не снял. В щель я с восторгом узрел Жожо.

Она улыбнулась мне и сказала, что собирается в Галерею Тэйт [58]:

— Хочешь сходить?

Я скинул цепочку и пригласил ее зайти. Жожо прошлась по комнате и заметила, как в ней прибрано. Потом остановилась у стола, где в прозрачной папке лежала моя рукопись, и сказала:

— Так это, значит, твоя книга? — Она почтительно до нее дотронулась. — Мне бы хотелось однажды ее прочесть.

— Когда закончу, — ответил я.

Я приготовил ей чашечку «Нескафе», извинился и ушел в ванную умыться и одеться.

В ванной я рассмотрел себя в зеркале над раковиной. Что-то произошло с моим лицом. Я больше не похож на Джона Мэйджора.

Жожо нравится гулять, поэтому мы отправились в Тэйт пешком. Я был горд тем, что меня видят с такой потрясающей женщиной. Я спросил ее о Нигерии, и она заговорила о своей стране с явной любовью. Жожо по национальности — йоруба и родом из Абеокуты.

Она тоже спросила меня о моей семье, и я рассказал о паутине наших отношений, разводов и примирений.

Жожо рассмеялась:

— Для того, чтобы разобраться в наших семейных отношениях, понадобится крайне мощный компьютер.

Я никогда не был в Галерее Тэйт, но Жожо знала ее хорошо. Она провела меня по залам и показала несколько своих любимых картин — на всех изображались люди, как я заметил. Мы посмотрели работы Полы Рего, Ванессы Белл и Матисса, а также скульптуру Гиши Кёниг [59]под названием «Операторы машин», а потом она сказала, что нам лучше уйти, пока не надоело и пока ноги не заболели.

Спускаясь по ступенькам, Жожо спросила, не хочу ли я выпить чаю у нее дома в Баттерси.

Я ответил:

— Очень хочу.

Мы перешли через дорогу к автобусной остановке, но я вдруг остановил черный кэб, и мы доехали до ее квартиры с шиком.

Жожо живет на верхнем этаже многоквартирного особняка. В каждой комнате — масса ее картин. По большей части — автопортреты в обнаженно виде, на которых она изображает себя разными красками, включая зеленую, розовую, лиловую, синюю и желтую.

Я спросил, что она — так утверждает цвет своей кожи?

— Не-а, — рассмеялась Жожо. — Просто скучно писать одними черными и коричневыми.

Мы ели ячменные лепешки, запивали их чаем «Эрл Грей» — и без конца болтали: о «Дикарях»; о нигерийской политике; о кошках; об одном из ее преподавателей живописи, который сходит с ума; о Сесиле Паркинсоне; о ценах на кисти; о Вивальди; о наших знаках по гороскопу: Жожо — Лев (но на пересечении со Скорпионом); о женской школе-интернате в Суррее, где Жожо жила с одиннадцати лет, пока ее не исключили в шестнадцать за то, что забралась на крышу часовни в знак протеста против паршивой кормежки.

За бокалом дешевого вина мы обсуждали деревья, Матисса, Москву, русскую политику, наши любимые пирожные, пользу зонтиков, капусту и королевскую семью. Жожо — республиканка, как она сказала.

За последним бокалом вина и тарелкой с хлебом и сыром я рассказал ей о бабушке, маме, Пандоре, Шарон, Меган, Леоноре, Кассандре и Бьянке.

— Много же ты багажа за собой таскаешь, — сказала Жожо.

Мы расстались в 10.30 вечера дружеским рукопожатием.

Когда она закрывала за мной дверь, я спросил, сколько ей лет.

— Двадцать четыре, — ответила Жожо. — Спокойной ночи.

Я выскочил из «Дикарей» в обеденный перерыв и купил себе крем для загара «Амбрэ Солэр (Фактор 8)», эспадрильи, футболки-безрукавки, еще три пары шортов, а также поменял фунты на шестнадцать тысяч драхм.

Допоздна работал над книгой. Очень переживаю по поводу мнения Анджелы Хакер. Добавил больше описательных слов в «Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины» и вычеркнул немало описательных слов из «Спарга из Кронка».

Персонал ресторана организовал небольшую отвальную вечеринку на кухне после того, как ресторан закрылся на обед. Я был очень тронут. Роберто приготовил кебаб и украсил в мою честь настоящий греческий салат. Жожо еще днем принесла две бутылки рецины, и мы все сдвинули стаканы и поклялись в вечной дружбе. Затем ввалился Дикар — с жалобами, что Луиджи забыл приписать в чей-то счет НДС, — поэтому праздник угас. Жожо сказала, что умеет хорошо складывать вещи. И предложила помочь.

Я вывалил одежду, несессер с туалетными принадлежностями и рукопись на кровать прежде, чем все упаковать, но тут понял, что грабители уволокли и мой чемодан.

Жожо сбегала на Бервик-стрит и купила такую огромную полосатую сумку из волокна, ручной работы — вроде тех, с которыми в новостях по телевизору всегда показывают беженцев. Как только мы все сложили, у нас с Жожо завязался спор, следует ли мне брать теплую куртку. Она сказала, что надо, но я решил, что не стоит. Накинул на плечи хлопковый свитер. Все говорят, что в Греции в апреле тепло. В данный момент ноги в шортах у меня очень бледные, но к тому времени, как я вернусь, они будут покрыты изумительным загаром.