Иван Стаднюк - Максим Перепелица

Однако спуститься к речке так, чтобы с высоты было незаметно, нелегко. Но что ты за солдат, если трудности одолеть не можешь? Думаю себе: раз спуск, значит весной и в дожди вода проходы где-то сделала. Так и есть. Справа заметил овражек, промытый водой. Перебрался в него и уже через полминуты был у болота. Осмотрелся. Нигде Василия Ежикова не видно. Тревожно мне стало. «Как бы он не замеченный мною не вернулся в отделение. Тогда держись, Максим, Ежиков снова все колючки на тебя на­правит».

Много мне беспокойства от этого Ежикова. Осадить бы его, чтобы нос поменьше задирал!

Вдруг слышу – хлюпает что-то в осоке. Быстро ползу к тому месту, разгребаю впереди себя зелень. Вижу на маленькой полянке, покрытой мохом, Василий Ежиков. Мох под ним привалился, и ноги выше колен увязли в бо­лоте. Забросил он свой автомат за спину и барахтается, как кот в мешке, а выбраться не может. Заметил меня и говорит тихонько:

– Прорва проклятая! Ползу через эту поляну, думал, что островок, а под мохом ловушка. Пришлось на ноги приподняться, и вот…

– А ты хотел, чтобы под мохом перина пуховая оказа­лась? – сердито отвечаю. – Это тебе не заметки в стен­газету сочинять.

Потом спрашиваю:

– Речку-то успел разведать или дальше этой лужи не был?

– Речку разведал, – буркнул Ежиков.

Что делать? Быстро отстегиваю от своего автомата один конец ремня и бросаю его Василию. Но подняться на ноги нельзя – на высоте «противник». Да и думается мне, что там старший лейтенант Куприянов находится. Наверняка наблюдает, как отделение Реброва задачу вы­полняет. Вот увидел бы он этого красавца Ежикова в болоте!..

Сажусь лицом к Ежикову и, упираясь ногами в кочки, начинаю тянуть ремень, за который ухватился Василий. Тяну и чувствую, как проваливается подо мной почва. И до чего же коварное это болото! Как схватит тебя за ноги – не отобьешься.

Дела плохи. Надо менять позицию.

Вытаскиваю ноги из тины и отползаю немного в сто­рону. Отсюда ремень еще достает до Ежикова. Опять са­жусь лицом к Василию. Новая позиция вроде удачнее. Почва хоть и гнется подо мной, как доска тонкая, но пока держит. Ежиков придумал пристегнуть конец ремня от моего автомата к своему поясному ремню, чтобы руки свои освободить. Правильно сделал.

Потянул я сколько сил было. Ежиков руками начал по­могать. Еще поднатужились, и одну ногу, облепленную черным густым месивом, Василий вытащил. Но нужно же было ему затем поторопиться! Приподнялся он на руках и высвободившуюся ногу под себя подтянул, чтобы опе­реться на нее. И только он это сделал, как мшистая корка треснула и Ежиков по пояс окунулся в трясину.

Стиснул я зубы и молчу. А ругать Василия страсть как хочется! Ведь там, за пригорком, сержант Ребров из себя выходит. Наверное, скоро сам поползет речку разведы­вать…

– Держись крепче! – со злом говорю Ежикозу.

Чувствую, как ноги мои рвут сплетения корней осоки и вместе с кочками все глубже уходят в болото. Чем силь­нее тяну, тем больше меня засасывает. Но зато Ежиков вот-вот выскользнет из трясины. Еще рывок, и Василий свободен. Точно тюлень на льдине, лежит он на моховом покрывале, под которым трясина прячется. Лежит и по сторонам оглядывается, боится, как бы опять не про­валиться.

– Ползи на меня! – командую ему.

Подполз он и ахнул, когда разглядел, что я по пояс увяз. Кинул Ежиков взгляд в одно, другое место – ищет, где бы ему укрепиться, чтоб теперь мне помочь. Но время не терпит.

– Ползи к отделению, – говорю я ему. – Сержант давно тебя дожидается.

– А ты? – спрашивает с удивлением он.

– А я посижу, пока все наши не подоспеют сюда. Будут форсировать речку, заодно и Максима из болота выдернут. Только отделение пусть держит направление на кривую березку. Там почва крепкая.

Пришлось Ежикову подчиниться. Ведь лучшего ничего не придумаешь.

Занятия закончились: речушка форсирована, высота «Круглая» взята. Разбор действий взвода командир пере­нес на послеобеденное время. Кажется мне, что не совсем понравилось ему, как вели мы бой в глубине обороны «противника». Очень вперед все рвались. А одна огневая точка, встретившаяся на пути нашего отделения, по-на­стоящему не была блокирована. Бухнули в ее амбразуру гранату и пошли дальше. Но, может, и одной гранаты для нее достаточно? Хотя нет. Перед концом занятий ожила эта точка и с тыла ударила по отделению. Не зря старший лейтенант Куприянов так брови хмурил. Значит, после обе­денного перерыва атаковать высоту будем заново. Тогда и разбор занятий состоится.

Но, несмотря ни на что, в расположение части шли мы с песнями. Пели, как всегда, с задором. А солдатам задора у соседа занимать не приходится. Тем более что обед впе­реди. И всякому известно, что отсутствием аппетита солдат не страдает. Еще бы! Поползаешь в поле целый день (а там форточки открывать не нужно, воздуха хватает), пере­пашешь малой саперной лопатой добрую сотку земли (если меньше, то не намного), и никаких тебе капель для аппетита не нужно. К тому же обед какой! Ей-ей, такой наваристый, вкусный борщ, какой готовит наш повар Тихон Васильевич Сухомокрый, умеет готовить, может, еще только одна моя мать. А жирный какой! Если ты не­ряха и капнешь им на гимнастерку, вовек пятна не выведешь.

Но таких котлет с соусом, с гречневой кашей и мать моя не приготовит. Оно и понятно. Мать моя курсов по поварской части не проходила. А Тихон Сухомокрый, прежде чем заложить в котел продукты, в книгу смотрит да с врачом совет держит. По-научному обед варит. Когда был я в наряде на кухне, своими глазами видел это.

Но дело не только в обеде. Вообще у солдат настрое­ние бодрое. Очень занятия всем понравились. Настоящий был бой, захватывающий. Наступаешь на «противника» и не знаешь, что подстерегает тебя впереди. Каждая неожи­данность требует от солдата ловкости, сноровки, умения пользоваться оружием. А кому не интересно испытать свою находчивость, сообразительность?..

Запевала наш затягивает песню. Весь взвод подхваты­вает ее. Я пою и в то же время кошу глаза в сторону Васи­лия Ежикова. Как-то чувствует он себя? Вижу, не отстает от всех, поет с азартом. Но Перепелицу не проведешь – притворяется Василий. Кисло ему небось, что перед Мак­симом оконфузился, в болоте искупался. Теперь наверняка все наоборот повернет. Ведь не его, а меня товарищи вы­таскивали из болота…

Вечером в комнате политпросветработы нашей роты вывесили очередной номер стенгазеты. Мне даже и под­ходить к ней не хотелось. Еще утром просмотрел все за­метки. И тут слышу, кто-то из солдат выкрикнул:

– Про Перепелицу опять пишут. Везет же человеку!