Михаил Веллер - Гонец из Пизы

В течение всей процедуры Ольховский слышал свой голос со стороны, в метре правее и выше головы, которая была пустой и гулкой; он помнил такое за собой, когда девятиклассником выпил первый стакан водки.

– Вольно! Разойтись по заведованиям.

В десять пришел Иванов-Седьмой и, потрясенный новостью, немедленно уединился над заветной папкой. Объявленное начинание породило в нем такой богатый урожай мыслей, что черные каллиграфические буквы клонились и спешили, как матросский строй по команде: Не в ногу – бегом марш!

Трудно даже описать энтузиазм, с которым встретил экипаж приказ командира, – писал он. – Наконец-то наша служба обрела подлинный смысл. Мы ощутили себя единой семьей, спаянной великим общим замыслом – дать новую жизнь историческому крейсеру Аврора.

Эхо Октябрьского выстрела еще живет в грозных обводах корабля. И вот это эхо наполнилось сегодняшним звучанием. Мы еще повоюем, черт возьми! Мы еще покажем всем, кто поспешил похоронить великие идеалы Свободы, Равенства и Братства, что есть порох в пороховницах и огонь в сердцах!

Память об историческом выстреле согревает нас. Кто знает – История совершила диалектический виток, и не суждено ли нам повторить свою великую миссию!

А пока надо все силы отдать подготовке корабля. Куда мы пойдем? Видимо, говорить об этом еще рано. Но каждый знает, где находится причина всех бед нашей многострадальной Родины. Как пелось в священном старом гимне: Добьемся мы освобожденья своею собственной рукой! И еще одна цитата приходит на ум: Трепещите, тираны!

Задача потребует напряжения всех усилий. Но мы знаем, что весь Балтийский флот мысленно с нами! И не сомневаемся в оказании нашему кораблю всемерной помощи от товарищей по оружию и вышестоящих инстанций.

Так и хочется воскликнуть: Братья, помощь близка!

Офицеры корабля словно помолодели. Лица матросов полны молодым задором. Недаром говорится: Русскому матросу все по плечу!

Несомненно, новый распорядок будет способствовать прекращению пьянства и нарушениям дисциплины на корабле. Великие задачи объединяют людей!

Теперь каждый из нас мечтает только об одном: чтобы именно ему была доверена великая честь произвести знаменательный выстрел из бакового орудия!

Делая эти записи, я заметил, что у меня поднялась температура и начала кружиться голова. Думаю, что это сейчас можно сказать о каждом.

Вопреки последнему предположению легковозбудимого директора музея, пустое гудение в голове у Ольховского прекратилось, и он не мог согреть ледяные пальцы. В реальный мир его вернули слова Колчака, вошедшего без стука и швырнувшего фуражку через всю каюту на диван:

– Чего сидишь? Теперь поздно сидеть, гудок дан. Хорошо бы особиста утопить, командир.

– Что-о?

– То. Нечего кому не надо знать о наших делах. Раньше времени, по крайней мере.

– Ерунда, – отмахнулся Ольховский.

– Ого?

– А его эти вещи не касаются. Его касается идеологическое состояние команды и отсутствие должностных преступлений. А мы работаем над материальной частью. Ни воровства, ни политических лозунгов – напротив, сами все доставать будем. На хрена ему себя затруднять?

– А чуть любая проверка?

– А что они будут проверять? Наличность экипажа и порядок в помещениях? Сколько влезет. Они что, в рулевое полезут?

– А если?

– Э. Инициатива снизу.

– За инициативу снизу стержень и вставляют… снизу. Зачем, почему?

– Пионеров катать будем. По Неве. За деньги.

– Каких пионеров?! Бредишь своим детством?

– Тогда депутатов. Да брось ты – первый год на флоте, Палыч? Никого ничто не колышет. Выпьем и отбрехаемся!

– Узнаю любимый флот, – вздохнул Колчак. – Сначала делаем, потом думаем – когда уже тонем. Ты что, не понимаешь, что через неделю, максимум, все все будут знать?

– Откуда?

– От верблюда. Из воздуха. Не знаю откуда, но только через несколько дней всегда все все знают, вот так флот устроен. И тогда плакала твоя Москва, в Мордовию по этапу пойдешь.

– Легенду пустим. Мечтаем пойти в Лондон с визитом дружбы.

– Крыша у тебя съехала на этом Лондоне! Ты мне напоминаешь сейчас чеховских сестер, которые рвутся: В Москву, в Москву! – а сами дуры дурами… прости ради Бога.

– Между чеховской сестрой со слезами и крейсером первого ранга с шестидюймовками есть маленькая разница. Но в чем ты прав, конечно, – подсуетиться надо, чтоб не успели нас прихватить и стопорнуть.

– Так что – поднимаемся привычным хозспособом?

Строительство хозспособом развратило вооруженные силы давно и до крайности. В основе его лежало благое намерение, которыми вымощены у нас все дороги: направить воровскую смекалку в полезное русло, на решение нужных армии и флоту задач. Неудержимую склонность пристраивать все, что плохо лежит, задумано было использовать как созидательную силу. Этим остроумным ходом предполагалось безостановочно убивать по два зайца сразу: как бы покончить с воровством путем придания ему легального и даже похвального статуса, ибо все другие пути мгновенно впадают в традиционное российское бездорожье – и одновременно тем самым получать то, что нужно, если получать это неоткуда.

По преданию, Петр I, стремившийся привести в порядок и стройное подчинение всю деятельность в стране, озверел от повального воровства и однажды поделился с Меншиковым мыслью подписать нехитрый и эффективный высочайший указ: кто украдет что-либо стоимостью дороже веревки – да будет повешен на этой самой веревке. Меншиков был министром отменно проворным во многих смыслах – отчего посвящение его в план кампании первым носило угрожающий характер. Ответ Меншикова история для нас сохранила. Мин херц, – сочувственно отвечал он, – останешься без единого подданного. Оценив перспективу и затруднившись в поисках веских контраргументов, Петр обломал об спину оппонента трость, и с тем кампания завершилась. В очередной раз русский народ был спасен от геноцида со стороны властей. Поскольку любимой цитатой нынешних поколений из всей мировой поэзии стала бессчетно повторяемая но ворюги мне милей, чем кровопийцы – достойно удивления, что ни в Петербурге, ни в этом нашем Меншиковбурге – Москве, ни даже в Березове нет до сих пор памятника Меншикову, бизнесмену и гуманисту; было бы как нельзя более уместно и своевременно исправить сейчас это историческое упущение.

Хозспособ заключался в том, что командир вел строительство (ремонт, переоборудование) силами подчиненных во время и вместо службы, а нужные материалы и все на свете где мог крал, клянчил, выменивал и одалживал – короче, доставал. Начфин вел бухгалтерию, по которой все добытое значилось приобретенным в кредит. Годовой отчет подбивал баланс этим подвигам Геракла. А уже в новом году финуправление округа или флота гасило расторопной части показанные ею затраты в той или иной мере. То есть: ты сначала вынь да положь! – а потом я погляжу, как ты умеешь выполнять приказ, и покрою тебе расходы насколько смогу и захочу. Крутитесь товарищ командир! И крутились: тридцать два фуэте по сравнению с этим – переход улицы паралитиком после двойной дозы снотворного.