Михаил Веллер - Гонец из Пизы

– Помилуй Бог!

– Так жить лучше, Петр Ильич. Собой жертвовать легче, сознавая избранность и долг дворянской касты. Пусть глупцы смеются… Аристократия скрепляет собою государственную пирамиду. И первая собою жертвует в грозный час. Теперь вы понимаете, почему я горжусь вашим посещением? И должен был как-то подчеркнуть, выразить, что ли, свою и всех нас причастность к вашему делу?

– Да какое дело… служим, – вяло отнекивался Ольховский.

Вот дурной расклад, подумал он, Коляну бы этот титул – как раз по кличке!

Но Колян в это время был занят совсем другим.

От крайнего причала отвели облезлый лихтер, Аврора прошла мимо разлапистых клювастых кранов, мимо череды трущихся боками и дремлющих метеоров и подала швартовы. Через час в трюме стучала пневматика.

Колчак вздвоил палубную вахту:

– Вы тут смотрите за ними… лазать будут везде, им интересно, так что…

Интересное случилось во время четырехчасового чая. К стулу Колчака пробрался Беспятых и приглушенным голосом сообщил:

– Николай Павлович, у меня к вам, гм, новость.

– Что, уже закончили?

– Да практически закончили, не в этом дело. У нас тут политические события.

– Это какие?

– По-моему, наши революционеры братаются на камбузе с коммунистами.

– Какими коммунистами?!

– Заводскими. Пролетарскими, если определять классовую сущность. – Он явно отмежевывался.

Колчак отставил стакан с отвращением.

– Ну что же. Нет ничего более естественного и известного истории, чем интерес коммунистов к Балтийскому флоту вообще и крейсеру Аврора в частности. За нами остается выбор: спустить их за борт или поднять красный флаг. Пока не спущен за борт я – красного флага не будет. Спасибо, один раз уже пробовали.

Но опрометчивым бывает любое обещание вплоть до военной присяги. Потому что красный флаг находился уже на Авроре – правда, пока не на мачте, а только на камбузе. Недаром санэпидврач начинает именно с камбуза инспекцию заразы на судне.

Шурка сидел в центре стола, имея одесную Мознаима в старом рабочем кителе и ошуйную – Груню в кожанке и маузере. Прочая команда прихлебывала чай со степенностью сенаторов.

За столом же напротив расположилась композиция, многократно отображенная в искусстве социалистического реализма. От традиционного полотна Заседание подпольной ячейки РСДРП/б данную группу КПРФ отличала только некоторая смещенность и перепутанность деталей. Усы, обязательная принадлежность одного из старых рабочих, были угольно-черными и украшали сочное крепкое лицо а'ля Иван Поддубный, оттеняя налитые губы. Имелся, противу канона, хотя в полном согласии с реальностью истории, лысый коммунист, которому острый носик придавал сходство с Вольтером работы скульптора Гудона, как если б он был уязвлен отсутствием мировой славы и уже устал от своей уязвленности. Между ними помещался пролетарий умственного труда, тип зауряднейшего советского инженера в дешевом костюме и галстуке, который в старые времена имел цену бутылки водки, хотя служил несравненно дольше. Присутствовали также седой пенсионер и пара пацанов – короче, самые что ни на есть обычные люди.

В геометрическом центре группы инженер придерживал стоящее знамя классического вида: золотая бахрома вкруг алого плюша, две кисти на витых шнурах и венчающее древко латунное фигурное острие с серпом, молотом и звездой. Инженер говорил, иногда вытягивая перед собой свободную руку:

– …большая честь вручить это знамя, символизирующее борьбу честных трудящихся людей против нищеты и бесправия, и несправедливости, команде вашего легендарного корабля, символизирующего бессмертный огонь идеалов человечества… – тут он немного запутался в согласовании причастных оборотов и перешел к новой конструкции: – Который навсегда светит как маяк победы в деле достижения справедливости… – Он немного волновался и подвигал рукой, как бы ловя равновесие.

– Друг Аркадий, не говори красиво, – сказал лысый, который был учителем литературы в вечерней школе завода. – Товарищи, я скажу проще. Сколько можно воровать!

– Всегда! – подтвердил Груня с уверенностью хозяина и человека бывалого.

– Именно! – подхватил лысый. – Как говорили карбонарии Гарибальди – баста! У кого они воруют? У тех, кто работает. У тех, кто служит в армии и на флоте. Разве ваше начальство не обкрадывает вас?

– Нас! – подтвердил Груня и подпрыгнул от Шуркиного щипка.

Тут Хазанов в белом колпаке выставил в амбразуру горячий пирог. Это на миг сбило пафос речи, одновременно придав ей праздничность.

– Разве наши и ваши семьи не… недоедают? – с наката продолжал лысый, сглотнув от запаха. – Ради чего? Деньги не исчезают в природе, как не исчезает ничто: если их много у одних, то именно потому, что нет у других. Капиталистическое перераспределение – это пир хищников. Ради того, чтоб их два процента покупали виллы… – То есть он тоже не говорил ничего нового, отчего старое, однако, не переставало быть правдой.

– Мы счастливы приветствовать вас, ребята… начал, в свою очередь, усатый борец и поднял по-коминтерновски кулак.

– А вот и обещанное счастье, – сардонически усмехнулся Колчак, вставая в дверях. – С таким счастьем – и на свободе. Ну что, птицы счастья завтрашнего дня? Почему прекращены работы?

– Работы закончены, товарищ командир. – Инженер встал, и следом поднялись остальные. Революционный военный совет, блюдя достоинство, поднялся не то чтобы нехотя, но с затяжкой: хотим – встаем, а можем и вообще не вставать, навставались, хоре.

– Старший механик!

– Работу принял, Николай Павлович. Все в порядке. Товарищи поработали на совесть.

– Всех благодарю за службу и работу, – резюмировал Колчак. – А теперь, как говорится, на свободу с чистой совестью. На совесть заработанные деньги вы получите на своем заводе. Директору заплачено наличными.

– У графа получишь, – угрюмо проговорил один из пацанов.

– Для нас честь ремонтировать Аврору бесплатно, – объявил инженер, – товарищ командир.

– Я не товарищ, а господин. И не командир, а старший помощник, – непроницаемо отозвался Колчак. – Сейчас, господа, прошу всех наверх. Флаг пока возьмите с собой.

Не совсем понимая ситуацию и стараясь вникнуть в столь мгновенное ее изменение, коммунисты двинулись к дверям.

– Вообще-то мы не договорили, Николай Павлович, – сказал Шурка.

– Обращаться потрудитесь по уставу, старшина второй статьи. Потом договорите. Нет, вот к этому трапу, пожалуйста…

– Мы давно ждали, когда вы пойдете на Москву, товарищи! Мы знали, что это должно произойти!

– Вот и отлично.

На палубе Колчак отпустил внутренний ограничитель и загремел:

– Вахтенные!!! Проводить гостей с корабля! Боцман! Базар на палубе!!! Повторится – повешу!