Андрей Щербаков - 9600 бод и все-все-все…

Иа-иа, как всегда, нашел правильное решение, подсказав Пятачку, что в качестве пароля программе следует подсунуть число, соответствующее количеству копытец поросенка, возведенному в степень количества отверстий на его рыльце, то есть 4 в степени 2, или 16.

Пятачок подсунул программе указанное значение, и она заработала, после чего Иа-иа объявил, что у него день рождения и ему нужно делать подарки. Такие сообще ния поступали от Иа-иа каждый месяц, и жители Леса по немногу к ним привыкли и перестали обращать внимание на это обстоя…

Впрочем, я отвлекся.

В общем, Пятачок спокойно топал себе по лесу, как вдруг неожиданно и внезапно он заметил слева Огромную Яму, которой там быть не полагалось.

Пятачок сначала сильно испугался до того сильно, что его шарик выскочил у него из дрожащего копытца и улетел в глубокое синее небо.

«А чего это я? Тут бояться нечего (разве только волков, прости господи!), подумал Пятачок. – Я только посмотрю. Я ничего трогать не бу…»

Вдруг огромная темная тень покрыла поросенка сверху, как будто вмиг настала ночь, когда поросятам совсем не рекомендуется шляться где попало и лучше всего сидеть дома и смотреть по телевизору передачу «Спокойной ночи, хрюшки».

– Какой самый лучший язык на свете? – спросили у него откуда-то сверху жутким громовым басом.

– НЕ СВИНОЙ! Го-го-го-го-говяжий, – заявил поросенок, от страха у которого намокла вся одежда, осо бенно пониже пухлого живота.

– Глупая свинья, – сказали сверху. – Я спрашиваю, какой лучший язык программирования?

– Ас-ас-ас-ас-ас-ассемблер, – сказал Пятачок, дрожа так, что прогнившие внутренности желудя трепыхались и издавали зловоние.

– Это понятно, – сказал страшный голос. – Я про структурные спрашиваю… НУ? Говори быстро, а то съем…

– Па-па-па-па-па…, – от страха поросенок не мог выговорить не слова. Он вспомнил (из объяснения Пуха), что лучший язык на свете конечно же, Паскаль.

– Понятно, – подытожили сверху. – Умный поросенок. Проваливай. Ух, я вас всех!

Пятачок не помнил себя, как он бежал по Лесу. Он осмелился остановиться и обернуться только пробежав при мерно километра два.

Вдалеке, в предвечерней дымке, медленно и величаво удалялась гладкая слоновья спина, доходящая до верхушек Очень Высоких Деревьев.

«Слонопотам!», – мелькнуло в вспотевшей голове Пятачка. – «Но почему в наших Лесах? Они у нас не водятся».

– Эй, свинья, – неожиданно позвали Пятачка от куда-то сбоку.

Пятачок обернулся и увидел санитарную машину с криво намалеванным ветеринарным крестом.

Он послушно подошел к ней, хотя от страха задние копытца его не слушались.

– Слонопотама не видал? – спросили Пятачка.

– Не видал, – соврал зачем-то Пятачок. – А зачем он вам? – спросил он, набравшись наглости.

– Там-то он на хрен не нужен, – сказали из ма шины. – Этот скот из зоопарка смылся зачем-то. Кормили плохо, что ли?. Вторую неделю вот ловим.

Пятачок насторожился.

– Вот в соседнем Лесу, – продолжили из машины.

– Этот гад свинарник растоптал. А говорят, – последние слова были сказаны особенно зловеще, как показалось испуганному поросенку: – Говорят, что и всех свиней пожрал.

– А-а-а-а… А они сейчас как? – спросил Пятачок, чувствуя сердцебиение где-то в пятках.

– Что «как»?

– Я говорю, они сейчас особенно свирепы?

– Особенно, – подтвердили специалисты бесстрастно. – Особенно в это время года Слонопотамы ужасно свирепы. Некоторые даже с ума сходят. От свирепости. Вот как этот тоже ведь ненормальный какой-то. Бродит по лесу, и всех пугает, что съест, если не будут в Турбо-Паскале нажимать. Все Леса истоптал. Ну ладно, свинья, нам Слонопотама ловить пора…

– В сетку ловить будете? – поинтересовался Пя тачок.

– Зачем же в сетку… Ракету «Лес-Лес» под хвост – и каюк… Охота, думаешь, нам его в зоопарк обратно переть…

Уезжая, машина подняла кучу пыли и прошлогодних сухих листьев.

Откашлявшись, поросенок посмотрел вслед удаляющейся машине и сказал со слезой в голосе:

– Какое зверство!

Ему почему-то стало очень жалко Слонопотама.

Винни Пух сидел в мягком плюшевом кресле в обнимку с банкой меда. На его морде были явные следы указанного продукта и сладострастия.

– Здравствуй, Пух, – сказал Пятачок грустно.

– Привет, Пятачок, – сказал Винни Пух, ничуть не огорчаясь и не отрываясь от банки меда.

– Слонопотама ловят, – сказал поросенок, гото вясь заплакать.

– Оч-чень хорошо, – сказал Винни Пух, запуская лапу в банку. – Мед, значит, целее будет…

– Винни! – сказал Пятачок истерично. – Его же ракетой! Под хвост! И этот… как его?.. И каюк!

– И это тоже хорошо, – сказал Винни удовлетворенно. – Значит, Пчелы больше меда наделают… Пре… ик!.. прекрасно…

– Неужели тебе его совсем не жалко? – спросил Пятачок.

– Ни капельки, – цинично сказал Пух.

Мед кончился, и Пух, неудовлетворенно икнув еще раз, вытер лапы о спинку плюшевого кресла.

– Да, кстати, Пятачок, – сказал вдруг Винни. – Совсем забыл спросить… Телефон у тебя работает?

– Ах, оставьте меня! – сказал Пятачок, и выбежал вон из дома с жуткими рыданиями.

– Припадочный поросенок-то, – сказал Винни и поднял трубку телефона.

В трубке была тишина, как и прежде.

Пятачок шел домой, не разбирая дороги. Ему было страшно жалко Слонопотама, несмотря на то, что встретиться с ним еще раз Пятачок не имел ни малейшего желания. Поросенка поражала холодность Пуха в отношении зверя, которого будут каюкать ракетой под хвост.

Пятачок Пятачка (экий каламбурчик, а?) уже намок и с него часто падали крупные капли; поросенок жалобно издавал грустные похрюкивания.

Внезапно Пятачок понял, что глубоко отклонился от намеченного курса. Он заметил метрах в двухстах па лочки и прутики, из которых, помнится, был создан дом Иа-иа и решил навестить ослика и рассказать ему о своих переживаниях.

– Привет, Иа-иа! – сказал Пятачок грустно, заметив ослика невдалеке от большого куста колючек.

– Привет, поросенок Пятачок, – сказал Иа-иа ме ланхоличным голосом.

– Иа, Слонопотама ловят!

– Слонопотама? – равнодушно спросил Иа-иа.

– Ну да! И ракетой под хвост!

– Под хвост? – ослику вспомнилось недавнее приключение с хвостом, который у него оторвали вместе, грубо говоря, с куском задницы агрессивно настроенные Панки.

– А может, – сказал он после двадцатиминутного раздумья, – а может, в этом и есть сермяжная правда?

Поросенок разразился жуткими рыданиями, от которых у Иа-иа почему-то стало спокойней на душе.

– Какие все, хрю-хрю, злые и нехорошие… хрю-хрю… в нашем Лесу, – подумал Пятачок вслух, вытирая слезы.