Михаил Эдель - Чем вы недовольны?

И начинается то, о чем потом много дней говорится в комнатах следователей, прокуроров, судебных заседаний.

После нескольких платонических свиданий Илона твердо обещает, что встретится, с краснобаем-позёром на курорте. Непременно. Обязательно. И прекращает встречи.

Остальное завершает торпедирующая товароведов, директоров баз, начальников снабжения, заведующих складов неустрашимая взятка.

Указание влюбленного в Илону начальника главка, конторы, управления об отпуске дефицитных материалов было ведь общее, не конкретное (в этом уж потом детально разбирается следствие). Но указание было. И подчиненные ретиво выполняют его за… мзду.

Илона не фигурирует. Нигде. Никак. А также Курбский. Курбский – аристократ, он никогда не унижался, чтобы лично получать свою долю от коммерческих директоров или начальников снабжения. Для этого имеются подручные, коими командует сам шеф: – Джейран.

По указанию Джейрана подручные направляют в Грузию и на Кубань похищенный на Севере строительный лес, в Харьков незаконно добытую пряжу, в Белосток красители, кожу для дамских сумок, в Красноярск перчаточные машины.

Подручные и посредники, которые усаживались на судебные скамьи рядом с бывшими директорами и заведующими, называли Джейрана разными именами. Под этими именами усердно разыскивали кочующего Джейрана.

Курбского Джейран – он же Орлов, Никаноров, Хрусталёв и прочая – «приобрел» лет двадцать назад, когда Леон Константинович, на самом деле – Прохорчук Николай Гаврилович, считался преуспевающим адвокатом. Джейрану требовался личный юрисконсульт и представительное лицо. Курбский отвечал его требованиям. Но Джейран все двадцать лет маялся, имея дело с сибаритом Курбским.

Леон Константинович недолюбливал конспирацию, поддерживал бесцельные знакомства и иногда ни с того ни с сего одобрительно отзывался о мероприятиях советской власти.

– Почему бы вам, профессор, не пойти лектором общества по распространению знаний? На общественных началах, – издевался над ним его шеф.

– Но нельзя же отрицать того, что есть.

– Об этом я вам разрешаю сказать в последнем слове перед лицом прокурора. Может быть, вам это поможет.

Чистые доходы Джейран делил по такой системе: ему – пятьдесят процентов, Курбскому – двадцать, Илоне и подручным – по десяти.

Джейран, безусловно, был чем-то недоволен. И мечтал. Но об его мечте в свое время.

Сигнал Пухлого значил, что появился Бур, ищет шефа. Ведет себя предательски. Бур слишком много знает. Как быть?

Джейран вызвал Пухлого к телефону, уточнил, чем дышит Бур, и учуял – энергичный, умный (умнее своего дяди), неустрашимый Бур способен подвести черту под жизнь и деятельность Джейрана (Орлова, Никанорова, Хрусталёва, Перстина и прочая).

Как быть? – этот вопрос всегда портил самочувствие Яна Петровича. А когда он узнавал об очередном «проколе» – тем более.

– Куда деваться? Куда деваться с миллионами, да ещё в иностранной валюте? – Всё чаще небесные глазки шефа принимали белесый гневный оттенок.

Джейрану не раз снились красные флажки. Он идёт по улице, кругом ни души, и куда ни повернет – на тротуаре красные флажки…

– Облава! – шепчет во сне обладатель миллионов. Просыпаясь в номере гостиницы, он метался и рвал в клочки газеты. Бешено стучал кулаком по настольному репродуктору, и тот умолкал навсегда. «Как быть? Куда деваться?» Его бесил новый пункт в законе против взяточничества. Теперь опасен каждый. Каждый может взять и сообщить и за это не несет наказания. Кроме разве Курбского, которому и это не поможет. Даже Илона опасна. Ей суд ничего особого вменить не может. Ну, обвораживала, соблазняла. И всё. Вот придумали!

Может, снова купить Бура? Нет. Ни в коем случае. Ох и кретин этот Пухлый! Не мог договориться со своим же родственником. А Бур действительно знает всех, кто ещё уцелел. Бур транспортировал валюту лицам, которым он, Ян Петрович, доверял. Слава богу, Бур не знает последнего явочного телефона в Москве.

Перед вылетом в Сухуми Джейран пошёл в церковь, в собор на Елоховской. Шло венчание. Пел архиерейский хор. Новобрачных и их гостей в переулке ждали личные и служебные машины.

– Идиоты! – прошипел Джейран. – Воображают себя счастливыми…

Когда собор опустел, обладатель миллионов обратился одновременно ко всем святым:

– В конце концов, вы можете помочь мне? Я же доверяю вам. Неужели вы не можете избавить меня от Богдана Бура? Всё, что я требую от вас.

Пошептавшись с одним из священников и вручив ему энную сумму, Джейран покинул собор. Он верил, надеялся – должно помочь. И тут же вылетел в Сухуми, так как всё же не очень полагался на добросовестность святых.

В номере гостиницы Джейран с ходу атаковал лентяя, сибарита и безответственного Курбского. Леон Константинович пребывал в лирическом настроении. Он мечтал, уже много часов. Мечтал о… той, которая так напоминает «Неизвестную» с картины Крамского.

Поразительная девушка. Умопомрачительная. Незабываемая. У хозяйки (Курбский проследил Катю и Асю) он осведомился: девушки – жительницы Ломоносовска. Ну что ж, он готов лететь в Ломоносовск. Хоть сегодня. Зачем? Еще не знает. Вот уже больше года, как обрываются цепочки рискованных дел. Можно вернуться к паспорту Николая Гавриловича Прохорчука. Сбыть часть валюты. И осесть. Пора. Всё-таки сорок девять лет.

Да, но чем заняться? Адвокатурой? Ну что ж… Можно увезти «Неизвестную» из Ломоносовска, поселиться на юге…

А как избавиться от Джейрана? Ох этот наглый баптист! Курбский давно окрестил Джейрана «баптистом» и относился к нему по-барски, высокомерно и презрительно. Себя он считал высоко интеллектуальным аристократом.

И вдруг в номер вошёл «баптист» с побелевшими глазками. Курбский только что принял освежающий душ и покоился в кресле в роскошном халате.

Джейран тоже уселся в кресло и смотрел на Курбского, как купец на нерадивого приказчика.

– Слушайте, профессор. Каждую минуту сюда могут войти не постучавшись молодцы из охраны общественного порядка.

– Уж слышал. Вернее, слышу двадцать лет.

– Отлично, тогда внимайте. Нам угрожает Бур.

– Откуда он взялся?

– Из дальних мест.

– А почему он должен угрожать?

– Потому что сейчас он чистенький.

– Я его никогда не видел и никаких дел с ним не имел.

– Весьма благородное заявление.

– Слушайте, попик, вы мне надоели. И я этого не скрываю. Всё!

– Нет, не всё.

– Понимаю, в случае чего… вы назовете меня.

– Вас назовет Илона.

– Ей-то уж и в несчастном случае ничего не угрожает. Ну, знакомила. Без нанесения ущерба. Соучастие втёмную. Наказание незначительное. А вы при случае, конечно, скажете обо мне. Не сомневаюсь.