Женя Левкович - 101 полезный совет по жизневодству

Жилище, в котором мы с вами порою
Ночной иногда обитаем,
Должно обнаруживать вкус к Домострою –
Хотя бы когда залетаем…

Гнездо из кредитов, с удобствами возле,
Что мы с вами строим, снимая
То мышкину норку, то стойло с Некозлик
У Банки Немозгвынимая,
Должно перво-наперво быть безупречно
Удобным для влёта вовнутрь,
Чтоб, пару часов пролетевшись беспечно,
Стояла в глазах перломутрь.

Красоты уюта и прочие люстры
Оставим для скучных скворешен
Из красного дуба с ковром Заратустры
На самой верхушке Черешен.

А наше жильё будет гигиеничным –
Не надо бежать до столовой
Из кухни (они все в сортире) – с отличным
Матрасом на сечке перловой.

Не стоит дупло захламлять неуместным
Столом и тем паче кроватью.
Цвет стен – это фон, а не дань повсеместной
Узорчатой ткани от «Сватья».

Портьеры должны быть другого оттенка,
Чем окна напротив за ними,
Но лучше их вовсе повесить на стенку –
А то лишний свет мы отнимем
У наших соседей, что тоже билетик
На свой горе-Ноев корабль…

Два фикуса, пальма и шишек букетик
Украсят любой дирижабль!

Скатерть в огорчении от складок,
Сокрушений штукатурки ребус.
Утверждённый жизнью беспорядок –
Не трагедия, не драма, просто эпос
С героическим фактически сюжетом,
Только абсолютно без героя.
Разрыдаться, может быть, на этом?
И скончаться… непременно стоя!
В тоге шторы, пятнами печальной,
В маске скорбной, гипсово-ячменной,
С чашкой треснувшей, отчаянно бесчайной,
Перед сахарницей битой с ложкой пленной.

Да! С нами нужно осторожно…
Дурить нас лучше хитроумно –
Не просто, но не слишком сложно –
У нас логично всё безумно.

Да! С нами нужно аккуратно –
Не стоит нас кошмарить часто,
Достаточно лишь однократно,
Но вовремя и безучастно.

Да! Нас нельзя вот так, насильно –
Мы сразу в домике и в норке.
Нас стукнуть можно, но не сильно.
Нельзя замачивать нас в хлорке!

Попробуй с нами тихой сапой,
Прикинься чайником и шлангом
Одновремeнно и не капай
Нам чай на соль, когда мы в танке.

С Мандельштамом в Воронеже тебе бы чуть-чуть пожить,
Чтобы вместе потом вас с ним в Магадан сослали.
И с Ахматовой под тюремным окошком помёрзнуть и потужить,
Через Чистополь и Казань эвакуируясь в ташкентские дали.

По дороге с Цветаевой выпить елабужского чайку
Без заварки и сахарина – изгнанья кипящего взвара.
А когда отболит, с Пастернаком отведать нобелевского кофейку,
Поджидая смерть на диванчике тесном, как милосердного санитара.

Только ты с ними не был, не жил, не тужил и не ждал.
Ты привык на Болотной орать, что ни день: «Я – свободный!»

Ох, Марина, неужто могли Вы предвидеть Корсyни раскосый оскал!
Ох, Борис Леонидович, разве Вы чаяли Сурожи облик животный!

Деревья умирают стоя,
Не исчерпав судьбы запас.
Их век удвоив, меркнет Троя,
Но всё ещё мерцает Спас.

Мы продолжаем вне покоя
Больничного судить за нас
О нас, безбожно беспокоя
Масонов, ВОЗ и третий глаз

Того, кто взял и – вместе с нами! –
Нам предназначенную твердь
Литературы сделал снами.

Не половину – только треть –
Поэзии смог запереть
Внутри себя, но не словами…

Не лучше ли нам возвратиться в Египет?
К чему нам скитания в этой пустыне,
Где жезл Ааронов песками засыплет,
И чем Моисей нам поможет, гугнивый?
Вернёмся назад, под покров фараона,
Пред тенью златого тельца преклонимся!
Да что нам Иисус, сын Навинов, – Закона
Не знает, юнец! Сорок дней уж постимся,
И манна небесная нам не отрада.
А сорок-то лет? Разве путь мы осилим
Из рабства в родство? Сорок вёсен парада
По дебрям пустыни под облаком пыли…

Нам лучше в Египет вернуться! Не поздно?
Чтоб хлеба краюшка и лука головка…
Но море Чермнoе сомкнулось, и грозно
Горит купина – возвращаться неловко…

Не лучше ли нам… Двадцать лет миновало,
Ах нет, уже тридцать! А мы всё плутаем –
Меняем пророков на мыло и сало,
И горе забыли, и счастья не знаем.

Не расправившись с гнилью, погубишь весь урожай.
Осень ближе, чем есть, но ты не спеши в неё.
Вытрави всё, что с гнильцой, и по новой сажай.
Выполи все сорняки и сожги старьё.

Хлам превращается с возрастом в отчину,
В патриотизм, в наследство чужих долгов.
Выдохни и отойди на обочину –
Пропусти вперёд всех, кто рвётся, без лишних слов.

Кофе бодрит с утра, а потом клонит в сон.
Ночью абсент норовит заглянуть в глаза.
Из подземки на свет вырывается Люк Бессон
И молчит про любовь и другое на все голоса.

Когти у каждого произрастают по-разному,
При этом у правых живее растут, чем у левых.
У склонных к «умом шевелению своеобразному»
Вообще не растут. Как у красных, так и у белых
Когти одной остроты и стиля заточки –
Так же как у голубых, розовых и зелёных.
Стричь их нельзя слишком коротко, до крайней точки –

Можно слегка лишь подпиливать. Страстно влюблённых
В когти чужие к своим обращать нет резона –
Когти соседские будут всегда им милее
Вместе с коровой, издохшею в центре газона,
И в мышеловке сосиской. Чтобы веселее
Было следить за всеми подряд когтями,
Лучше всего свои удалить под корень,
Чтоб не морочили, впрочем… решайте сами!
Когти должны быть строго режиму вровень.

За голосами бы лучше вообще не ходить…
Но коль они отовсюду фактически лезут –
Вплоть до першенья и зуда везде, – надо пить
Курсами курс оглушителей. Коль до зарезу
Нужно от них отвязаться, возьмите любой
Ветоши клок и заткните им тщательно уши
Вместе со ртом – а иначе вы их за собой
В собственный лепет утащите, вынув наружу.