Игорь Иртеньев - Стихи мои, простые с виду…

Исполненный высокого служения,
Я, бремя белых тяжкое неся,
Дал им азы таблицы умножения,
При том, что мне она известна вся.

А на прощанье лидеру их племени,
Чтоб родины поднять авторитет,
Торжественно вручил я бюстик Ленина,
А он мне — банку „Гиннесса“ в ответ.

На полу стоит кроватка,
Маленькие шишечки,
А на ней лежит хорватка,
Маленькие сисечки.

Не ищу я милостей монарших
И толпы признанья не ищу,
Поселюсь-ка я на Патриарших,
Бороду лопатой отращу.

Пусть жлобы живут на Патриарших,
Я и на Сивашской не грущу.

Н2О в асфальтовом квадрате
Приравняв к квадрату a+b,
Буду сибаритствовать в халате,
Воздавая похвалы судьбе.

Буду сибаритствовать в кровати,
Подавая кофе сам себе.

Жаль, что не дано мне поселиться
Для литературного труда
В центре историческом столицы
Близ литературного пруда.

На хрена, скажите мне, селиться
Возле идиотского пруда,
Где противно даже утопиться,
До того там грязная вода.

За кривой ухмылкой пряча горечь,
Признаю, скрывая боль в груди,
Ты один на свете — Бунимович,
А таких, как я, — хоть пруд пруди.

Что любой сегодня — Бунимович,
А таких, как я, — пойди-найди.

Ты сегодня молод и нахален,
Рвешь, подлец, колготки на ходу,
Я ж, как этот пруд, патриархален
И в тираж, того гляди, сойду.

Я сегодня молод и нахален,
Ты немолод, робок и пархат,
И хоть с виду ты патриархален,
Но в семье царит матриархат.

Отсырел в пороховницах порох,
И суставы при ходьбе хрустят.
Слава тем, кому сегодня сорок!
Горе тем, кому под пятьдесят!

Сух в моих пороховницах порох,
И глаза по-прежнему блестят,
Мне вчера исполнилось семь сорок,
Попрошу налить сто пятьдесят!

Твои глаза синее озера,
А может быть, еще синей,
Люблю тебя сильней бульдозера,
А может быть, еще сильней.

Я много странствую по свету,
Вдоль по планете голубой,
И каждый раз беру „Газету“,
Подругу верную, с собой.

Она мне помощь и отрада,
Замена сердцу и уму,
В ней всё, что человеку надо,
А надо многое ему.

Её читаю я в трамвае,
Ей развожу костёр в лесу,
С друзьями детства выпивая,
На ней же режу колбасу.

„Газетой“ свёрнутой на даче
Из мух я выбиваю дух,
В „Газету“ воблу заворачи-
ваю от тех же самых мух.

Повсюду место есть „Газете“,
И всё ж есть главное одно —
Читатель рифмы ждёт „в клозете“,
Но не дождётся всё равно.

Пока не требует поэта
К священной жертве интернет,
Он весь дитя добра и света —
Красавец, умница, брюнет.
Иную видим мы картину,
Когда поэт на склоне дней
Вдруг попадает в паутину
И словно муха бьется в ней,
И каждый пользователь может
Его использовать сполна.
Вот что, друзья, меня тревожит,
Лишая отдыха и сна.

Казалось, кризис миновал,
Но тут дождались мы обвала.
Недолго киндер танцевал,
Недолго музыка играла.

Не дали порулить дитю.
А был он вроде честный малый,
И снова денежки тю-тю,
А что всего тошней, пожалуй,

Так это старое кино
С концом известным всем заране…
Механик пьян, кругом черно
И те же мырды на экране.

Как доносят нам скрижали,
На дворе росла трава,
А на той траве лежали
Испокон веков дрова.

Никого не раздражали,
Не мешали никому,
Но кому принадлежали,
До сих пор я не пойму.

Мог бы кто-то, предположим,
Предъявить на них права,
Но чудесным даром Божьим
Почитала их молва.

Лично я про то не слышал,
Но твердили все окрест,
Мол, дрова — знаменье свыше,
И судьбы счастливый перст.

Потому-то старожилы,
Дорожа своим добром,
Их ночами сторожили,
Кто с колом, кто с топором.

Только как они не бдели,
Обходя дозором двор,
Но в ночи не углядели,
Как туда прокрался вор.

И однажды на рассвете,
Лишь забрезжил он едва,
Прибежали в избу дети
С диким криком: „Где дрова?!“.

Всё бы вроде честь по чести,
Нарушений явных нет —
Вот он двор, трава на месте,
Только дров простыл и след.

Равно, кстати, как и татя,
Что злодейство совершил
И небесной благодати
Бедных жителей лишил.

…И поникли головою
Старожилы с этих пор,
И порос бурьян-травою,
И пришёл в упадок двор.

И в умах настала смута,
И в делах пошел разброд.
…Сильно, знать, мешал кому-то
Мой бесхитростный народ.

Рассказал я эту сказку,
Дабы, вывод сделав свой,
Наконец сорвал он маску
С закулисы мировой.

Как на площади Таганской,
Возле станции метро,
Ветеран войны афганской
Мне в живот воткнул перо.

Доконала, вероятно,
Парня лютая тоска,
Мне тоска его понятна
И печаль его близка.

Жалко бедного афганца —
Пропадет за ерунду,
И себя мне жаль, поганца,
К превеликому стыду.

Как прекрасно, что первое мая
Удалось нам в сердцах сохранить,
Есть преемственность в этом прямая,
Неразрывной традиции нить.

Несмотря на невзгоды и беды,
Этот праздник с годами не чах,
В этот праздник несли наши деды
Наших юных отцов на плечах.

Время шло, а порою летело,
Незаметно отцы подросли
И продолжив великое дело,
Нас на крепких плечах понесли.

А с годами и мы повзрослели,
И теперь уже наши сыны
С полным правом на шею нам сели
В светлый праздник труда и весны.

Как у нашей Яночки
На щеках две ямочки,
Сверху три волосика
И сопля из носика.

Как хорошо, что мы успели.
А ведь могли бы опоздать,
Как хорошо, что все не съели,
И даже было что поддать.

И что положено вручили,
И был к столу допущен всяк.
Как хорошо, что проскочили,
Могли б и мордой об косяк.