Игорь Иртеньев - Стихи мои, простые с виду…

Трудно тем на свете очень,
У кого сосед маньяк,
Всю дорогу озабочен —
Где, когда, кого и как.

Тем живется много проще,
У кого сосед енот,
И мозги он прополощет,
И рубашку простирнет.

У кого сосед японец,
Тем легко на свете жить,
Можно запросто червонец
У японца одолжить.

У кого сосед Каспаров,
Тем не жизнь, а благодать,
Ведь с Каспаровым на пару
Можно партию сгонять.

Лучше всех тому живется,
У кого майор сосед,
Если вдруг война начнется,
Всех убьет, майора — нет.

Тут как-то раз мне дали в глаз,
Вот, собственно, и весь рассказ.

Ты куда бежишь, нога,
Поздней ночью
От родного очага,
Крыши отчей?

Из домашнего тепла
И уюта
Босиком одна ушла
Почему ты?

Или чем тебя, нога,
Кто обидел,
Что пустилась ты в бега
В голом виде?

Иль нездешние блага
Соблазнили?
Иль чужие берега
Поманили?

Будь там Лондон, будь Париж,
Будь хоть Штаты,
От себя не убежишь
Ни на шаг ты.

Ты ж не баба, не Яга
Костяная,
Ты как есть моя нога,
Коренная.

Так зачем тебе чулки
Да колготки,
Пропадешь ты от тоски
Да от водки.

Костер пылающий угас,
Его судьба задула злая.
Я больше ненавижу вас,
Я знать вас больше не желаю.

Моей любви прервался стаж,
Она с обрыва полетела,
И позабыл я голос ваш,
Черты лица и форму тела,

И адрес ваш, и телефон,
И дату вашего рожденья
Я вычеркнул из сердца вон
С жестоким чувством наслажденья.

Любовь исчезла без следа,
Хотя имела в прошлом место.
Прощаясь с вами навсегда,
Хочу сказать открытым текстом:

— Пусть любит вас теперь другой,
А я покой ваш не нарушу.
С меня довольно. Ни ногой
К вам не вступлю отныне в душу.

Каждый вечер регулярно
Кто-то, крадучись тайком,
Ходит с лестницей пожарной
И огромным молотком.

Из бездонного кармана
Вынимает горсть гвоздей
И в ночное небо прямо
Забивает их, злодей.

А наутро, взявши клещи,
Выдирает их, ворча.
Удивительные вещи
Происходят по ночам!

Уронил я в унитаз
Как-то тут намедни
Свой любимый карий глаз.
Правый. Предпоследний.

Глянул он прощальным взором,
Голубиным оком
Прямо в душу мне с укором,
Уносясь потоком.

И с тех пор все снится мне
Ночью в тишине,
Как он там ресницами
Шевелит на дне.

Уход отдельного поэта
Не создает в пространстве брешь,
В такой большой стране, как эта,
Таких как мы — хоть жопой ешь.

Не лейте горьких слез, мамаша,
Жена, не бейся об порог,
Тот, кто придет на место наше,
Создаст вакансию в свой срок.

И снова, натурально, слезы,
Транспортировки скорбный труд,
Друзей искусственные позы,
Шопен, опять же, тут как тут.

Но не прервется эстафета
И к новому придет витку,
В такой большой стране, как эта
(см. четвертую строку).

И новым женам и мамашам
Настанет свой черед рыдать…
А мы не сеем и не пашем,
За это можно все отдать.

Пока душа не отлетела,
Как светло-белый самолет,
Она имеет форму тела,
Внутри которого живет.

Метафизического газа
Полна телесная сума,
И это не пустая фраза,
А вывод крепкого ума.

Все, чем, считается от века,
Богат и славен индивид,
Есть эманация молекул,
Душа из коих состоит.

Амбивалентная по сути,
Она из множества путей
Себе избрала перепутье
Свободы, Славы и Страстей.

В координатной этой точке
Пересечения всех драм
Душа, расставшись с оболочкой,
Стартует вверх
К иным мирам.

И там,
Во мраке вечной ночи,
Не зная отдыха и сна,
Она рыдает и хохочет,
Надежд несбывшихся полна,

Поправ физические нормы,
Экстраполирует в века,
Как символ неизбывной формы
Существования белка.

Ходил недолго в президентах
Михал Сергеич Горбачев.
Но был на разных континентах
Любим при этом горячо.

Простые люди всей планеты —
Я сам свидетелем тому —
Дарили мелкие предметы
На день рождения ему.

Он наихудшую систему
Из существующих систем
Разрушил, как тараном стену
До основанья, а затем

На радость порешил потомкам
Построить мир, где все равны,
Но тут придавлен был обломком
Той самой рухнувшей стены.

А дальше баррикады, танки,
Героев жуткое число…
Три дня трясло нас в лихоманке,
Но, слава Богу, пронесло.

А вскоре с гиканьем и плясом,
Под троекратное „ура“,
Смещен был лысый седовласым
По наущению двора.

Так и сошел со сцены Горби,
Так и покинул пьедестал.
Предметом всенародной скорби
Его уход отнюдь не стал.

И все ж сказать ему спасибо,
Хотя б подать ему пальто
Вполне мы, думаю, могли бы.
Да воспитание не то.

Увязав покрепче узелки,
Запася в дорогу хлеба-соли,
Шли в Москву за правдой ходоки
В Комитет народного контроля.

Шли они огромною страной,
Били их дожди, стегали ветры,
Много верст осталось за спиной,
Не считая просто километров.

Встретил их суровый Комитет
Как родных — заботой и приветом,
Пригласил в огромный кабинет,
Ленина украшенный портретом.

Обещал порядок навести
Не позднее будущей недели,
Пожелал счастливого пути
И успехов в благородном деле.

Подписал на выход пропуска,
Проводил сердечно до порога.
И, от счастья обалдев слегка,
Ходоки отправились в дорогу.

Шли они огромною страной,
Далека была дорога к дому,
Но настрой их был совсем иной,
И сердца их бились по-другому.

Не утратив веры ни на малость,
Бедам и невзгодам вопреки,
Позабыв про страшную усталость,
Возвращались с правдой ходоки.

Нас ебут, а мы крепчаем
И того не замечаем,
Что, покуда нас ебут,
Годы лучшие идут.