Митьки - Классика от митьков

Дык, о небесная гёрла, воспой оборзенье Ахилла.
Сколько ж братушки ахейские из-за него напрягались!
Толпы крутых чуваков похилыли на сейшен загробный,
Густо штыняли тела на потеху мажорам троянским.
Всё потому, что базар учинили с крутым разворотом.
Главный у греков мужик, деловой, но гнилой Агамемнон
И знаменитый Ахилл, оторвенный митёк и громила.

Раз припылил к Агамемнону местный дойн писаришка,
Дед по фамилии Хрюшкин, козы отставной барабанщик,
Хавы припёр и бухла аж на сотню ахейских тусовок.
«Нате, - сказал, - ужирайтесь, но дочь отпустите из плена».
Ах, не усёк бедолага: бывает порою начальник Лоха страшнее,
Ведь гёрла ему при делёжке досталась.

Вмиг оборзел Агамемнон и варежку грозно разинул:
«Не приторговывай, дед, и катись-ка отсюда колбаской.
С девкой твоей оттянусь, а потом как позорницу выпну».
Хрюшкин слинял, от испуга себя самого обстругавши.
Но удалось застебать телефончик один к Аполлону,
Главному их мафиози, Зевсову тайному чаду.

Тот удивлённо изрёк: «Дык, у греков начальник - дурилка:
Держит западло весь мир и на бабьем подоле держаться хочет,
О, будет облом», - и на греков наслал скарлатину.
Ну и приспичили опаньки многим, про кайф позабыли.
Стал тут Ахилл возникать, чуваков вызывая на сейшен.
Ушлый мужик, отрывной, он просёк неприглядную правду
И Агамемнона стал доставать на виду у братушек:
«Дык, это ты, о Мирон, погубитель сынков неповинных!
Вишь, ему девку слабо возвернуть. Обижаешь, начальник!»
Ну и достал, докопался. Скривился вожак и проквакал:
«Ладно, я девку отдам, но тебя в полный рост отымею:
Приватизирую ту, что тебе обломилась в добычу».
Забуксовала тусовка. Ахилл передёрнул плечами.
«Не гоношись, - говорит, - отдаю тебе гёрлу охотно.
Только теперь уж воюй без меня, а когда сыпанёшся,
Сам перед пипл отвечай. Не слабо ли тебе тогда будет?
Мне же отныне до фени все жалкие ваши потуги.
Буду на хате сидеть и торчать, когда лохи-троянцы
Вас без напряга небрежно и клёво замачивать станут».
Так на базаре ахейском творилась крутая разборка.

Олег был фартовый и бодрый чувак,
Он с лохами вечно бодался.
Они доставали евойный ништяк,
И он их мочил, напрягался.

Однажды до лохов его понесло,
Чтоб хаву надыбать у них и бухло.

По лесу навстречу хиляет митёк,
По виду - не очень надрался.
Сквозь ёлы и палы он прёт поперёк.
Немедля Олег прикопался:

«Эй, сынку, редиской не будь, просеки
И выдай: когда ж я отброшу коньки?»

Митёк отвечает: «Эх, мать-перемать,
Картонный ты видно дурилка.
Готова хоть завтра весь кайф поломать
Твоя боевая кобылка.

Ходи на тусовку да массу дави,
Сынками ж митьков никогда не зови.

Олег оборзел и, напрягом горя,
Назад прихилял без облома.
Кобылу велел замочить втихаря
У задней окраины дома.

Доволен, решил: отрубился атас!
И кинулся общий устраивать квас.

С братвой восемь суток Олег кайфовал,
Оттяг был у них до предела,
И каждый надежно уквашен лежал,
Душа отрывалась от тела.

И вот наконец оклемался Олег,
Врубился на заднем дворе у телег.

Расклеил он зенки и видит - кругом
Валяются кости, копыта...
«Кобыле-то опаньки. Вот так облом!
Я цел, а скотина убита?

Дык, Господи, зри, фраернулся митёк,
Зато отымел меня в полный росток».

Дыхнул он и пьяной ещё головой
На острую кость навалился.
Хоть был он мужик не гнилой, деловой,
Но кровью истек и накрылся.

И тихо промолвил на небе Господь:
«Судьбу и крутой не могёт побороть».