Александр Резников - Война за небесный мандат

— С ним также идут печенеги, — добавил один логофет. — Отряды албанцев могучих, и вольные дети степей… Их список огромен и скучен, услада для книжных червей.

— Когда же начнутся календы, наследники мартовских ид? Я стану героем легенды, устрою врагам геноцид! — царь полон безумных мечтаний и вешает щедро лапшу. — Я скоро увижусь с Пусянем и голой рукой задушу! Я встречу его в Манцикерте, и в самом финале игры отправлю в объятия смерти, моей однокровной сестры! Опустится с неба секира, язычник отправится в тлен! Я — Лев христианского мира, я — август Роман Диоген!

Писали о том филигранно. На поле, где злая полынь, сошлись легионы Романа с войсками династии Цзинь.

Опять пробудилось инферно. Игры наступает финал. Пусянь со своим моргенштерном на греков отважно напал. Как демон, восставший из ада — горит за спиною восход — носился как злобный торнадо по полю и взад, и вперед. Пусянь осерчал не на шутку. Оставив своих секретарш, рубил византийских ублюдков в капусту, котлеты и фарш. Обуянный жаждою власти и взявшись за дело всерьез, он бросил чудовищам в пасти достаточно пота и слез! И кровью пропитанный панцирь пугал отступающий Рим, и призраки павших троянцев как черти носились за ним. На месте орлов легиона лишь тысячи свежих могил. Сломалась печать Соломона, и ад на земле наступил. Волчица над трупами выла как страшные трубы Суда. На греков набросился с тыла ужасный Ваньянь Агуда. Дырявит имперские шкуры огонь боевых кулеврин, и вновь торжествуют манчьжуры, и с ними династия Цин!

…В просторах космических где-то, как кучка игральных шаров, столкнулись четыре планеты, четверка различных миров.

Один — разоренный Пусянем, Аббасом и ханьской толпой. Там сгинул Джелаль в глухомани, но вновь продолжается бой.

В другом Велизарий и персы Восток поделить не смогли, и сдался Алхон базилевсу, но Тоба маячит вдали.

Мир третий сегодня в загоне, но в песнях о нем говорят — там властвует Август Батоний, простой иллирийский солдат.

В четвертом — тиран Катилина недавно казнил Спартака, и мир оплела паутина — она не порвалась пока.

Однако бегущие титры в конце голливудских картин расскажут от имени Митры, что должен остаться один!

— Я белый и очень пушистый! Захвачен потерянный рай! — Пусянь продолжает конкисту.

Войну продолжает Бохай на северных землях целинных, что глаз неспособен объять. Идет на Великих Равнинах Сражений Бессчисленных Мать! Погибель ничтожным апачам — скоплению всех негатив! Бохайские всадники скачут, к загривкам коней опустив железные острые пики. И пряник, и бешеный кнут — на Запад, по-прежнему дикий, бохайцы культуру несут. Ведомые в битву Пусянем, они не вернутся домой. Трепещут штандарты с «инь-янем» над их беспощадной ордой. Бохай беспощаден и грозен, как сказочный демон-ифрит, и даже бесстрашная Лозен недолго пред ним устоит. Метают свинец аркебузы, сверкает убийственный цеп. Америку грабят хунхузы, от жадности каждый ослеп. Мозгов раскуроченных брызги пятнают фамильный булат, девиц похищаемых визги как сладкие песни звучат.

Огромен поток контрибуций — побед бесконечных призы. Об этом не ведал Конфуций, и даже не думал Сунь-Цзы поднять на такие высоты исскуство войны и труда! Растут, как пчелиные соты, в индейской степи города, и башни, и пагоды храмов, где целую ночь напролет клубится дымок фимиама, и Будда стоит у ворот. Мир новый по-прежнему зыбок, но Будда, зажмуривший глаз, одной из обычных улыбок утешить пытается нас.

Опять на коне восседая, держа под рукой «чу-ко-ну», следил император Бохая, стальной полководец Ваньну, за битвы финалом красивым — телами заполненный ров, индейцы из племени сиу кричат у позорных стобов от ужаса, страха и боли. Поклонники огненных вод — был каждый из них алкоголик!

— Продолжим великий поход! — довольный сказал император. — Отринем прошедшего груз! Построим Бохайские Штаты, Великий Бохайский Союз! Отпраздновав эту удачу, пойдем на восток, например…

С востока тем временем скачет один молодой офицер. Мрачнеет Пусянь, благороден, и с ним командиры частей. Посланник внезапно приходит — не ждите хороших вестей.

— Мой фюрер, случилось несчастье! Беда приключилась, сагиб! Твой маршал по имени Кастер в засаду попал и погиб. В лесах на далеком востоке его посекли в колбасу! Устроило племя чероки засаду в дремучем лесу. Из трупов построили Альпы — воистину горная цепь. И с каждого срезали скальпы…

— Оставим немедленно степь! Идем по восточной дороге, — Пусянь удрученный вздохнул. — Проснулись индейские боги, и кажется, сам Вельзевул… Ужасная участь Содома, Гоморры печальный финал постигнет тебя, Оклахома! Я пленных не брать — приказал!

Высокие сделаны ставки! Поэт не жалеет чернил. Ударили в грудь томагавки — но панцирь ее защитил. Картечь изрыгают обрезы, удары наносит копье. Вступили в войну ирокезы, свистит духовое ружье. Под флагом вождя Оцеолы из бурной флоридской травы за ними пришли семинолы и Всадники без Головы. Об этом не знали пророки забытых в тумане времен — мятежное племя чероки врагов заманило в Гудзон.

И видят солдаты Бохая не пищу для слабых умов. Как будто стена крепостная, скопление красных щитов. Воителей северных банда, хускарлов и викингов сброд, морская пехота Винланда и прочий исландский народ! В одну из открытых Америк, на кноррах, уложенных в дрейф, привел их воинственный Эрик, и сын его, бешеный Лейф! Заморские гости-варяги, сплошное железо и медь, герои волнующей саги, что скальдам придется воспеть! И взгляд у норвежцев недобрый, и каждый из хирда готов ломать позвоночные ребра и делать «кровавых орлов».

Не знают ни боги, ни люди, ни Будда, ни злобный Вотан — кто править Америкой будет, в леса загонять могикан? О ком никогда не забудут, кто будет надолго забыт? Кого, ослабев от простуды, в лесах не найдет Следопыт в своем белоснежном тулупе? О ком не напишет памфлет писатель по имени Купер в ближайшую тысячу лет? Не знает чудовищный Локи, и Норны, прядущие нить, что сделают с миром чероки, что могут они изменить. Кого порубают в капусту и сделают подлым рабом? Волшебная сила исскуства возможно расскажет о том.

Пусянь — хладнокровное сердце — увидев норвежцев огни, расставил отряды имперцев как в старые добрые дни. На поле, широком и длинном, пехоту в красивый квадрат. Тяжелая конница клином, доспехи на солнце блестят. Волшебные пушки конкисты — в них ядра на сотни пудов, стоят боевые баллисты на флангах бохайских полков.

— Скажите, величество ваше, мы силы добра или зла?

— Мы просто становимся старше, в нас жалость давно умерла.

— Весь мир кровопадом затоплен…

Смеется Пусянь:

— Чепуха! Оставьте философам сопли. Я в этом не вижу греха. Закончится эта разборка. Из каждого порта Земли в глубокую гавань Нью-Йорка за нами придут корабли. Закаты заменят восходы, времен демонсттрируя нить, но факелы нашей Свободы обязаны ярко светить!