Андре Бретон - Антология черного юмора

(Стихи в пер. Б. Дубина)

Гениальность Марселя Дюшана состоит, пожалуй, в том, что преодолев ту пропасть, которая отделяет частные идеи от единых для всех общих понятий — а подчинение последних само по себе под силу лишь великим умам, — он и их оставил позади, устремившись навстречу тому, что условно можно было бы назвать общими понятиями, сведенными к частностям. Точно так же мы задаемся вопросом, воспел ли Морис Сэв под именем Делии какую-то конкретную женщину, вечный женский идеал или же «идею», некое абстрактное представление о женственности — идею, анаграммой которой, собственно, и является имя Делия. Дюшан сознательно и непрестанно нарушал все мыслимые принципы познания и законы бытия, став, наверное, первым, кто «при выборе всегда или почти всегда отдавал предпочтение двум — и даже более — решениям (согласно правилу иронической причинности)». Наслаждение игры он привносил даже в букву того закона, которому призвана подчиняться внешняя реальность: «горизонтально протянутая нить падает с метровой высоты на горизонтальную же поверхность и, искривляясь как ей только заблагорассудится, дает нам новое значение единицы длины»; «из чувства снисхождения» предметы у него «начинают весить больше при схождении, чем при подъеме», а бутылки из-под редких напитков (типа бенедиктина) подпадают под действие «принципа произвольно колеблющейся плотности». Все эти изобретения восходят, по сути, к одному и тому же началу, которое Дюшан окрестил «иронией утвердительной», в отличие от «иронии отрицающей, обусловленной только смехом», и эта новая ирония соотносится с обыденным представлением о юморе точно так же, как мука тончайшего помола — с кормовым зерном. Что же до сотворившего ее мельника, нашего друга Марселя Дюшана, который в течение всего важнейшего периода созревания современного дендизма выступал, по выражению г-жи Габриэль Бюффе, его «осеменителем на общественных началах», то он, несомненно, является самым умным и самым неудобным — выбивающимся из всех рамок и определений — человеком первой половины XX столетия. Вопрос о соотношении реального с возможным, отпугивавший не одно поколение мыслителей, у него решается поразительно легко: «Реальность всего возможного [достигается] при помощи незначительного растяжения законов физики и химии». Вне всякого сомнения, позже будет предпринята не одна попытка восстановить в строгом хронологическом порядке все те находки, к которым этот метод привел Марселя Дюшана в области пластических искусств — перечисление их рискует выйти за рамки настоящей заметки. Грядущие поколения будут снова и снова взбираться по течению этой могучей реки и со скрупулезной точностью описывать ее малейшие изгибы в поисках сокрытого где-то на дне клада, которым и был ум Дюшана. От этой находки, в свою очередь, недалеко до того редчайшего и поистине бесценного сокровища — духа времени, — обладание которым равносильно посвящению в глубинные таинства мироощущения Дюшана, неразрывно связанного с современностью и одухотворенного безраздельной властью юмора.

Точно комета, Дюшан проносится через недолгий период увлечения живописью («Печальный молодой человек в поезде», «Обнаженная, спускающаяся по лестнице», «Король и королева, окруженные стремительно обнаженными», «Девственница», «Переход от девственности к невесте», «Невеста») и в 1913-23 гг. занимается созданием своего «анти-шедевра», дела всей жизни, которым стала «Невеста, раздетая своими холостяками — одна в двух лицах». Вместе с этим, протестуя против творческого скудоумия, дешевых претензий на серьезность и пустого художественного тщеславия, он подписывает своим именем множество готовых объектов (ready made) — вешалку для пальто, расческу, сушилку для бутылок, колесо от велосипеда, писсуар, лопатку для расчистки снега и многие другие, — которые отныне возводятся в ранг произведений искусства уже самим фактом его выбора. На пути к реди-мейдам замещенным («картиной Рембрандта хорошо пользоваться в качестве гладильной доски») он на мгновение останавливается на реди-мейдах «подправленных»: это Джоконда, украшенная парою усов, или птичья клетка, в которой термометр соседствует с кусочками мрамора, поразительно напоминающими кубики рафинада, и пр.

Ниже к вящему удовольствию читателя следуют несколько дюшановских «мыслей наоборот», мало кому известных, на дающих удивительно точное представление о его вдохновении, а также довольно полная подборка фраз, составленных им из слов, прошедших «терапию случайного совпадения» — фраз, дополняющих замечательную компанию описанных выше объектов и предстающих теми искрами, которые сыплются обыкновенно из наших глаз при столкновении с чудесным; они ясно показывают, чего следует ждать он «консервированных случайностей» — фирменного блюда Марселя Дюшана.

Души духовника.

Собор — забор.

Шелковые чулки... тоже, в общем-то, вещь.

Мал золотарь, да дорог.

Предлагаем комаров домашних (тапочки в комплект не входят).