Александр Каневский - Мои эстрадости

Меня когда-то спросили: «Чем характеризуется успех эстрадного концерта и филармонического, и в чем их различие?» Я ответил: «Успех филармонического – когда в зале мёртвая тишина, она же – является провалом эстрадного». Эстрада требует реакции зрителей, смеха, аплодисментов. Нет, зал может быть заполнен и тишиной, но она, эта тишина, должна быть кричащей. Артист эстрады, в отличие от артистов театра и кино, должен уметь общаться с залом и обладать талантом импровизации, он обязан с первой же минуты «взять» зал и «держать» его до конца выступления.

Истинная Эстрада обязана удивлять: парадоксальным мышлением, концентрированным сюжетом, острой репризой, неожиданным финалом. Когда я впервые попал на семинар эстрадных драматургов, мне, молодому, голубоглазому и наивному, втолковывали: «Вас с детства учат: сойдя с тротуара, посмотри налево, а дойдя до середины улицы – направо. Вы так и делаете, ступая на мостовую, смотрите налево, а вас вдруг сбивает машина справа, – это и есть закон эстрады: неожиданность!» Очень образное и точное объяснение! Через несколько лет уже я сам, проводя семинары, когда хотел кого-то похвалить, говорил: «У него мозги набекрень!» Это значило, что он видит Мир по-своему, оригинально, не как все.

Эстрада – великая школа для писателя, она формирует парадоксальное мышление, она заставляет на малой площади, всего в пять-десять минут, создать сюжет, образы, диалоги, насытить их юмором и подтекстом, держать зрителя в напряжении, заставляя смеяться или плакать. Как много прозаиков, драматургов, поэтов, киносценаристов прошли сквозь Школу Эстрады: Виктор Ардов, Борис Ласкин, Владимир Поляков, Григорий Горин, Аркадий Арканов, Эдуард Успенский, Аркадий Хайт, Александр Курляндский… А Ильф и Петров?.. А некто Чехонте?..

Эстрада была моей первой любовью. Как всякая первая, она была не последней, я изменял ей с Театром, с Кинематографом, с Прозой, но до сих пор вспоминаю её с нежностью и с благодарностью за всё то, чему она меня научила.

Когда я начал писать пьесы, меня всегда спрашивали: «Откуда вы так чувствуете сценичность?» Я отвечал «Это не сценичность – это эстрадность». Когда я сочинял свой первый киносценарий для режиссёра Якова Сегеля, он удивлялся: «Кто тебя учил писать киношные диалоги?» Я отвечал: «Эстрада». Когда Юрий Нагибин прочитал мою повесть «Тэза с нашего двора», ещё в рукописи (мы находились в подмосковном доме творчества), он сказал:

– Вы – растратчик: из каждого вашего абзаца можно сделать главу. Не пишите тюбом – надо разводить краску.

– Не получается, – ответил я. – Обычно писатели приходят из прозы в драматургию, а у меня случилось наоборот: я пришёл из драматургии в прозу, причём, из эстрадной драматургии, поэтому не вижу фразу, а слышу, и многое кажется лишним, вот и вычёркиваю, вычёркиваю…

– Я знаю эту болезнь, – улыбнулся Нагибин, – ею болели Ильф, Петров, Эрдман…

– Спасибо! – прервал его я. – Спасибо, что поместили меня в такую больничную палату!

Я писал для многих эстрадных артистов, и для молодых, начинающих, и для уже маститых и популярных, таких как Тимошенко и Березин (Тарапунька и Штепсель), Миров и Новицкий, Шуров и Рыкунин. Писал не только монологи, сценки, интермедии, но и эстрадные обозрения, мюзик-хольные представления, сценарии театрализованных концертов.

Многие из моих монологов и миниатюр перекочевали на страницы центральных газет и журналов, в сборники издательств «Искусство» и «Советская Россия», звучали по радио, исполнялись на Телевидении в популярных передачах «Вокруг Смеха» и «Кабачок «Тринадцать стульев», превратились в сценарии кинокомедий, были экранизированы киножурналом «Фитиль» и студией «Союзмультфильм», за некоторые я получал Международные и Всесоюзные премии на разных конкурсах и фестивалях.

Большинство из них собраны в этой книжке, и те, которые проверены временем, и совсем новые, ещё «тёплые», только-только из-под пера, точнее, «из-под компьютера».

Когда-то репертуар для эстрадных актёров фильтровался через вкус профессиональных литературных редакторов, не всегда безупречный, но, в основном, ставящий заслон тому потоку непрофессионализма и плохой самодеятельности, который нынче хлынул на эстраду.

Сегодня концертные организации, число которых резко сократилось, не занимаются созданием репертуара для эстрады: актёры предоставлены самим себе, вынуждены выуживать анекдоты из Интернета и сами сочиняют для себя монологи, сценки, куплеты… Сочиняют и те, кто могут, и те, кому это противопоказано.

Вот почему, мне кажется, выход данного сборника может помочь многим актёрам воспользоваться этими произведениями или подтолкнуть их на создание новых. А читателям, не согласным с уровнем многих нынешних эстрадных представлений, покажет, что на эстраде могут быть не только пучки реприз и анекдотов, но и своя литература, с «концентрированной» драматургией, с юмором и печалью, с философией и подтекстом.

С надеждой на это, я открываю обложку и пригашаю вас с свою книжку.

Человек потерял запятую, стал бояться сложных предложений, искал фразы попроще. За несложными фразами пришли несложные мысли.

Потом он потерял знак восклицательный и начал говорить тихо, ровно, с одной интонацией. Его уже ничто не радовало и не возмущало, он ко всему относился без эмоций.

Затем он потерял знак вопросительный и перестал задавать вопросы, никакие события не вызывали его любопытства, где бы они не происходили: в космосе, на земле или даже в своей квартире.

Ещё через пару лет он потерял двоеточие и перестал объяснять свои поступки.

К концу жизни у него остались только кавычки. Он не высказывал ни одной собственной мысли, всё время кого-нибудь цитировал. Так он совсем разучился мыслить и дошел до точки.

Берегите знаки препинания.

Поужинали, посмотрели телевизор, попили чаю. Гостья не уходила. Сидели молча.

– Хотите анекдот? – предложила дочь и стала рассказывать. – Жил человек, имел дом, жену и детей. Надоело ему на Земле, захотелось в космос. Он построил за домом ракету, влез в неё, поджёг пороховой заряд. Ракета взлетела и упала. Человек потерял сознание. Очнувшись, он решил, что это уже другая планета. Встал, огляделся. Увидел дом, очень похожий на тот, который он оставил на Земле. Из дома вышла женщина, очень похожая на его жену, выбежали дети, похожие на его детей. Ему предложили войти, перевязали ушибы.