Михаил Жванецкий - Я вчера видел раков

21) всем нужно знать второй язык. Нам – еще необходимей, чем им. Нам надо их догонять. Пока нам переведут их новшества, там создадут новые;

22) по радио непрерывно веселая музыка. Для любителей серьезного свой канал;

23) надо выбрать, что лучше: легко жить и тяжело работать или – наоборот;

24) а уж салфетки между чашкой и блюдцем надо подкладывать обязательно;

25) вместо сахара в кофе хорош сахарин или ксилит;

26) нас не должен приводить в ужас иностранец, говорящий по-русски;

27) незнакомому нельзя делать замечание никогда. Особенно ужасны слова: «Молодой человек, вы бы постыдились в таком виде…» и так далее. Это замечание больше говорит о его авторе;

28) и, как я понял из всех бесед, самое страшное для них у нас – грубость и хамство между собой. Это хуже нехваток сервиса и ассортимента;

29) смех – физкультура души;

30) собраться на просмотр спектакля они не могут;

31) смотреть вместе кино они могут, но так ликовать, так расстраиваться – нет;

32) из газет и журналов они никогда не узнают о себе такие потрясающие новости, как мы;

33) там невозможно, чтоб вся страна читала одну книгу, вырывая друг у друга;

34) вещи не делают человека счастливым, просто наши делают его несчастным;

35) быть естественным, не думать о том, как выглядишь, куда можно, куда нельзя, где вилка, где нож. Чем больше правды в стране, тем естественнее ее жители;

36) наша демократия сделала нас более счастливыми, чем они. В конце концов, можно ездить в очень больших «Жигулях», можно жить в очень большой квартире, можно съесть очень много и можно надеть на себя очень большую шубу. Человек, счастливый от этого, во всех странах считается дураком;

37) и страсти у нас бурные, и духовная жизнь. В Париже я не был, но Москва сегодня – явно политический, литературный и рок-центр Европы;

38) сижу в Саарбрюккене в столовой самообслуживания и жду режиссера, ем бифштекс с овощами, суп протертый, пью пиво холодное с креветками – чего мне еще надо? А все ругаюсь и воюю со своим здравоохранением, с издательством «Искусство», с писательской поликлиникой, с министерством легкой промышленности, с председателем горсовета и все доказываю, доказываю, доказываю.

Простите меня за то, что я был, а вы не были в Японии.

Страна напоминает новый, только что распакованный телевизор. В магазинах именно та музыка, которую я люблю. Страшная жара и духота, но только на улицах. За любой дверью прохладно. Слова: «Нельзя ли подогреть пиво: у моего друга болит горло» – поставили официанта в тупик навсегда. В жизни не видел таких растерянных людей.

Машины – как люди, разные все. Мотоциклы и грузовики красивы сильной мужской красотой, блестя никелем, как потом.

Сусичная – это закусочная. Суси – закусочки на блюдечках, но об этом потом.

Когда входишь в гостиницу, во-первых, всюду двери открываются сами, во-вторых, все служащие, стоящие, бегущие, идущие, кланяются и говорят: «Good afternoon», и ты говоришь что-то типа: «Экскьюз ми». А когда входишь в кафе, официанты и повара страшно кричат: «Добро пожаловать!» Они криками приветствуют входящего.

Новая страна. Иду и думаю о том, что проиграть войну не главное, главное – кому. Это очень, очень важно – выбирать себе победителя. И после того как вы побеждены, он сам устраняет ваших правителей, его лучшие умы разрабатывают для вас форму правления и образ жизни. Он снабжает вас самым необходимым – и вы начинаете. Конечно, можно быть японцами, но, ей-богу, необязательно. От нации, невзирая на все гордые вопли, мало что зависит. Я видел три вида немцев. ФРГ… ГДР… и СССР…

А когда летишь из Шереметьева во Франкфурт – самолет полный нашими колхозниками в мятых костюмах, шляпах, в платочках, хустынах, вязаных кофтах и восходовских сандалиях на черных мозолях, с отечественной хмуростью и подозрительностью: «Зигфрид, иды-но сюды. Та дэ ж ты сховалась, Эльза?»

Три вида немцев. Три вида корейцев. Два вида армян. Три вида евреев. Как и русские, приезжающие к нам из Парижа, кладущие руку на наши перила после некоторого раздумья.

Но ничего, мы идем своей дорогой. Вернее, мы где-то рядом со своей дорогой. И пытаемся попасть, мучительно целясь. В конце концов, не так важно, что есть в магазинах, хотя это главное. Важно, какие лица у населения. Когда ни одного плачущего, ни одного хмурого за семь дней непрерывных хождений, ни одной драки за много лет – такое количество подозрительно счастливых японских лиц, конечно, раздражает.

Кстати… В Москве, в Одессе появилось много машин, где наши люди сидят справа. Это они… Машины шести и семи лет по двести-триста инрублей, то есть – иных рублей. Один наш купил за семьдесят рублей, выволок на буксире – завелась. Тридцать рублей – отправка до Ильичевска.

Спасибо Горбачеву! Мы там все с циркачами и моряками пили за его здоровье. Только не дай бог ему остановиться. Всем гроб! Мгновенно. Как на лету. Как в драке. Вперед. Сзади мы были. Вперед. Землю раздать. Заводы раздать. Все, что берут, – раздать. Хуже не будет. Хуже не может быть. С бандитами – железной рукой. Честным – свобода. Кто работает, тому свобода. Расти, торгуй, выезжай, приезжай, зарабатывай, строй, вкалывай. Как сказали нашему в Америке: «Я вам плачу десять долларов в час. Хотите – работайте восемь часов, хотите – десять, хотите – двенадцать, ваше дело».

Япония – только повод для тяжелых раздумий. Огромный аквариум на вечерней улице, светящийся, успокаивающий. Рыбы с человеческими лицами. Молчаливые, озабоченные. Здание, опоясанное зеркальными галереями-эскалаторами. Мусорные машины со светящимися сзади транспарантами: «Извините, идет уборка мусора».

Двери в квартирах металлические. Вода в унитаз после спуска заливается через кран сверху, крышка бачка в виде раковины, и ты моешь руки водой, наполняющей бачок. Сзади в номере машины величина мощности двигателя. «Не уверен – не обгоняй…»

Вы просрочили визу. Забыли, прозевали. Клерк извинится, возьмет паспорт сам, обойдет все кабинеты и вернет паспорт с благодарностью. Конечно, это издевательство над советским человеком.

Из тысячи машин в пробке ни одна не заглохла.

Попросили тут наши молодого японца сбегать за водкой.

– Не могу, мне нет восемнадцати.

– А ты скажи, что тебе двадцать.

– Как?.. – и человек впал в глубокую растерянность.

Рассказы бывавших в Японии заканчиваются одинаково: «Э… да что говорить…» Черт! Мосты какие-то километров по пять через залив. Скоростные дороги над головой. А на рынке, э… да что говорить! Крабы, креветки, икра красная подносами по квадратному метру, рыбы свежие во льду, крабы любые. А тут же тележка с крыльями над головой, откидными стульями и котлом. А в котле суп с очень вкусной рисовой лапшой, креветками, устрицами, кальмарами и всем, всем, всем. Японцы едят не избранные места, как мы, а все!