Михаил Жванецкий - Избранное (сборник)

Хотя есть и свои трудности. Невозможно собрать анализы, больничный флот на приколе. Суда возвращаются порожняком. Ларинголог и проктолог, если заглянут в больного одновременно, видят друг друга целиком.

Много времени занимает поиск ягодиц для укола. Крик сестрицы: «Что вы мне подставляете?!» И сиплый голос: «Не-не-не, нянечка, присмотритесь…»

Чтоб лечь на операцию, больной должен принести с собой все! Что забыл, то забыл.

Значит, без наркоза.

Также надо привести того, кто ночью будет передавать крик больного дальше в коридор. Оперируют по-прежнему хорошо, а потом не знают. Кто как выживет. Зависит от организма, который ты привел на операцию. Многие этим пользуются, с предпраздничным волнением заскакивают в морг, шушукаются с санитарами, выбирают макияж. Санитары, зная всех, кому назначена операция или укол, готовят ритуальный зал в зависимости от финансирования.

Страх перед смертью на последнем месте. На первом – страх перед жизнью. Больные из окон смотрят на прохожих с сочувствием. Местами меняться никто не хочет.

Ухода, конечно, в больнице нет, хотя вход массовый.

Из ординаторской вдруг хохот, пение, запах сирени. Это в декабре получена майская зарплата.

Больные с просроченным действием лекарств держатся вместе, им уже ничего не грозит. Хотя вдруг кто-то оживляется, спрашивает, где туалет. Значит, на кого-то подействовало. То есть просроченное лекарство встретило такой же организм.

Врачи имеют вид святых. Борются за жизнь параллельно с больными. Лечат без материалов, без приборов, без средств. Это называется финансирование. Больница просто место встречи. Кто не видит врача в театре или магазине, идет в больницу и там видит его.

Добыча крови из больных практически невозможна. Пробуют исследовать слезы, которых в изобилии. Но это скорее дает представление о жизни, чем о болезни.

А впрочем, жаловаться некому, никто нас не обязан лечить, как и мы никому не обязаны жить.

Но если кто-то хвастается достижениями отечественной медицины, то мы все и есть достижение нашей отечественной медицины. Вместе с нашим президентом. Чтоб он был, наконец, здоров.

Мне очень нравятся люди, которые тревожно говорят.

Внезапно среди тишины звонок.

– Алло! Алло! Алло! Алло! Миша? Миша?

– Да, да!

– Алло! Алло! Миша? Это Миша?

– Да, да. Это я.

– Я был у твоей мамы. Алло! Миша, как ты меня слышишь?

– Хорошо.

– Алло!

– Да.

– И я тебя хорошо. Алло!

– Да!

– Я был у твоей мамы, Миша.

– Ну что там?.. Умоляю!..

– Алло, Миша?.. Слушай меня внимательно. Не перебивай. Алло! Чего ты молчишь?

– Я не перебиваю… Говори.

– Миша… Только что я был у твоей мамы.

– Да!.. Ну?.. Что случилось?

– Алло!

– Да!

– Я не собирался. Я случайно зашел. У нее не работает телефон, и она это знает. В общем, Миша, я не хотел тебе говорить…

– Что? Что? Умоляю… Я умоляю…

– Напиши ей.

– Как она?

– Хорошо… Все в порядке. Алло!

– Да. ( Рыдает .)

– Как у тебя?

– Хорошо. ( Рыдает .)

– Так вот, если включили телефон, я сейчас ей позвоню и скажу, что у тебя все хорошо.

– Нет! Нет!!!

– У тебя что-то случилось?

– Нет! Нет!

– Тогда я ей позвоню.

– Нет! Не звони! Именно ты не звони!

– Почему ты разволновался? Там все в порядке. Алло! Алло!

– Иди, иди, иди! Не звони мне больше! Я тут у твоей знакомой был. Она сказала, чтоб ты подох, и просила позвонить.

– Я ей сейчас позвоню.

– Только сначала сделай, что она просила.

Умоляю Тебя, оставь их,

Пусть их не тронет,

Каждый день с ними дорог мне.

Недостоин я просить.

Если разрушаешь мое здоровье – пощади их.

С ними в мою душу входит покой.

Дни становятся ясными, смех простым, остальное – посторонним.

Пощади их.

Они Тебя несут в себе.

Все человечное – Твое.

Не Твое – все ложь.

Чего во мне и моих товарищах…

Ибо ищем выгоду после слов.

Всем дай их.

Сними ненависть мою. Не пойму от чего.

Выдержки дай мне.

И сдержанности.

Избавь от желания нравиться.

Так мало людей нравится мне, и я беспокоюсь.

Дай понять, за что наказываешь людей.

Почему их так много.

Избавь от мщения.

Дай покой ночью.

И оставь мне их.

Ты наказал меня ленью, от которой смрадно разлагается нутро.

Жадностью, от чего непослушны руки.

И слабостью,

И сомнениями,

И недовольством,

И пороком,

И выделением дурного в человеке.

Разве снимаю грех, перенося его на бумагу?

Дай понять, что делаю.

Дай силу принять оценку.

Если кому-то нравится предмет несдержанности – речи мои, есть ли тут радость мне?

Дни летят…

Гонишь меня.

Суди сам.

Верю в легкость, с которой…

Верю в облегчение.

Коль суждено еще побыть среди живых —

Дай выдержать новость и оценить.

Помоги пройти посредине, по интуиции, внушенной Тобой.

Оставь их со мной.

Наш человек, если сто раз в день не услышит, что живет в полном дерьме, не успокоится.

Он же должен во что-то верить!

Что железнодорожная авария была – верю, а что двадцать человек погибло – не верю. Мало! Мало! Не по-нашему!

Что чернобыльская авария была – верю, что первомайская демонстрация под радиацией в Киеве была – верю, а что сейчас там все в порядке – не верю. Счетчика у меня нет, а в слова: «Поверьте мне как министру» – не верю. Именно, как министру, – не верю.

Что делать – привык.

Что людям в аренду землю дают, с трудом – верю, что они соберут там чего-то – верю и сдадут государству – верю, а что потом – не верю.

Где начинается государство – не верю. Кто там? Здесь люди – Петя и Катя. Они повезли хлеб, скот и до государства довезли – верю. Дальше не верю. Государство приняло на хранение, высушило, отправило в магазины – не верю. Государство – это кто?

Когда государство ночью нагрянуло, знаю – милиция пришла.

Кое-как государство в виде милиции могу себе представить.

«Родина не простит!» И Родину представляю в виде ОВИРА, отдела учета и распределения жилой площади.

Какие-то прокуренные, мясистые бабы в исполкомовской одежде это и есть та Родина, которая главные бумаги дает.

Что что-то где-то хорошее появилось – не верю.

Что последнее мыло и сахар исчезли – верю сразу и мгновенно.

Что с первого января цены повысят, никого не спросят, а спросят – не услышат – верю сразу.

Во-первых, у нас вся гадость всегда с 1-го числа начинается, никогда с 16-го или 28-го.

В то, что что-то добавят – не верю. Что отберут то, что есть, – верю сразу и во веки веков.

Никто не войдет никогда и не скажет: «Добавим тебе комнату, что же ты мучаешься».

А всегда войдут и скажут: «Отнимем у тебя комнату – шикарно живешь».