Михаил Жванецкий - Избранное (сборник)

Бери водку, не умничай!

Ты кто такой? Ты что задумал?

Ты посмотри, сколько народу мучается.

Пенсионеры без лекарств.

Молодежь без перспектив.

А ему спиртного нельзя.

Пусть все передохнут, а он будет на лыжах!

На чьем фоне ты, гад, хочешь долго жить?

Ты что, хочешь потом про нас правду кому-то рассказать?

Тебе нельзя, а нам, значит, можно.

Ты настоящих генералов видел?

Фигура радость источает, мундир лопается, лампасы в щеки переходят.

Нос цвета красного знамени.

Живот, налитый под обрез ведра.

Упасть может, отжаться – никогда.

Гаишник на посту стоит, движение регулирует.

И сам в борт вцепиться не может и его, чтоб объехать – шоссе надо расширять.

Оттиск печати у него месяц перегаром отдает.

Подышал «ха-ха», поставил печать – и месяц!..

Лицо таких размеров любая вольнонаемная с любого конца комнаты поцелует, не сходя с места.

А процесс одевания носков?.. В полевых условиях полностью исключен.

А ты – не пью!

Один, которому пить нельзя, ничего не получил при распределении мест в парламенте. Рыдал. Справки показывал. Язва, диарея…

Ему сказали: «Всё правильно. Сильно непьющий – большая гнида».

Настоящий мужик у нас либо на водке, либо на антибиотиках.

А крупный руководитель на том и на другом.

Выпей, Мишастик!

Добейся любви без слов.

И только после этого начинай говорить.

А кто из вас смог бы стоять на углу, на морозе, в черных шелковых чулках, в мини-юбке, лакированной куртке, на каблуках, с сигаретой?

Вот ты, Степан, мог бы стоять в шелковых чулочках? А садиться в незнакомую машину? Ты один, а их там двое или трое.

И тебя везут. И неизвестно куда. И неизвестно, кто там будет. И неизвестно, что там будут с тобой делать.

Тебе кажется, что известно. А на самом-то деле неизвестно.

И что тебе там подсыпят? И чего ты там выпьешь? И кто за что будет тебя хватать?

А ты, Степан, в шелковых чулочках. Ты, Степан, в мини-юбке. Ты, Степан, в лодочках на высоких каблуках. У тебя, Степан, прическа. Ты блондинка, Степан! Губки накрашены, глазки подведены, на ручках маникюр. Трусики тоненькие. Ты заледенел.

А что они будут сейчас с тобой делать, ты не знаешь.

Ты просишь предоплату. Это максимум, о чем ты можешь просить. Ну, заплатили предоплату.

Ну, ты положил в сумочку, Степан.

А что та сумочка? Это что, сейф? Их трое, Степан, а ты одна. Что ты должна с ними делать? Ты, конечно, профессионалка, Степан, но что они придумают? Вон какие-то плетки висят. Ты бы смогла, Степан, увидев плетки? Что бы ты сейчас, будучи Степаном, сделал, увидев плетки и наручники? Обгадился бы ты, Степан, замочил бы свои трусики, подкосил бы свои лодочки и бежал в кирзовых сапогах. Но как бежать, Степаша, дверь заперта, друг!

Тебя раздевают, Степан, твое нежное озябшее тельце царапают грубые грязные пальцы. Вот как у меня.

И что будет, Степа, что будет, думаешь ты, думаем мы.

Думают все вокруг – уйдешь ли ты живой, Степан?

Похотливые твари окружили тебя. Нюхают, лижут, уже покусывают.

А у тебя, Степа, парень в деревне. Любимый тобой, простой сельский паренек.

Вот заломили тебе ручки, Степа. Ухватились за лодочки…

Допустим, пронесло, Степа, и ты не забеременел. Откуда ты знаешь, что будет через полгода? Сегодня у мужчины огромный инкубационный период, и всё, что ты заработал, уйдет докторам. Вот кто живёт все лучше и лучше. А ты всё отдаешься-отдаешься, отдаешься-отдаешься.

Перестань, Степан! Как ты можешь?! Ты уже газету читаешь в минуты оргазма. Ты купюры считаешь во время экстаза – на ощупь, Степа. Левой рукой. Всё, ты потерял главное. Любовь стала работой.

Как бы ты ни уговаривал себя, Степок. Мол, это временно, мол ты еще подкопишь и выйдешь замуж, это все для дураков, тебе не выйти ни за кого. Ты погибла, Степочка.

Этим историям, что ты сочиняешь, уже никто не верит. А ты, Степан, уже не можешь не врать. Это твоя главная болезнь. Ты сочиняешь и врешь, а кому нужна сочиняющая и врущая жена?

Тебя все выгонят, Степан.

И, извини меня, пусть тебя это не обижает, но обязательно дойдет до мужа твоего слух о твоем прошлом, Степан. То ли клиент сболтнет, то ли лучшая подруга расскажет. И он уйдет от тебя, Степа. Я не хочу тебя огорчать, но он бросит тебя, Степан. В самый лучший момент, когда ты этого не ждешь.

И ты вернешься на панель. И опять ты стоишь на морозе в шелковых чулочках.

А время ушло. Тебе сорок два, Степан.

Детей иметь ты не можешь. Деньги кончились, колготки порваны, зубы съедены, кожа синяя, тебе остается мусорный ящик, бутылка сивухи и такой друг, как я. Посмотри на меня. Бомж!

Будь благодарен, что природа создала тебя мужчиной, алкоголиком и брехуном.

К тому, что в нашей стране исчезают отдельные люди, мы уже привыкли.

Но у нас внезапно исчезло целое поколение.

Мы делаем вид, что ничего не случилось.

Пропадают женщины.

Пропадают женщины после пятидесяти.

Они исчезли с экранов, они не ходят в кино, они не появляются в театрах. Они не ездят за границу.

Где они?

Их держат в больницах, в продовольственных лавках и на базарах, в квартирах…

Они беззащитны.

Они не выходят из дому.

Они исчезли.

Они не нужны.

Как инвалиды.

Целое поколение ушло из жизни, и никто не спрашивает, где оно.

Мы кричим – «дети наше будущее»!

Нет. Не дети… Они – наше будущее. Вот что с нами произойдет.

Всю карьеру, всю рекламу мы строим на юных женских телах, и на этом мы потеряли миллионы светлых седых голов.

Почему?!

Как девицам не страшно? Это же их будущее прячется от глаз прохожих.

Много выпало на долю этих женщин.

Дикие очереди, безграмотные аборты, тесные сапоги, прожженные рукавицы. И сейчас их снова затолкали глянцевые попки, фарфоровые ляжки, цветные стеклянные глаза.

Юное тело крупным шепотом: «Неужели я этого недостойна?»

Ты-то достойна… Мы этого недостойны.

Мы достойны лучшего.

Мир мечты заполнили одноразовые женщины, которых меняют, как шприцы. Поддутые груди, накачанные губы, фабричные глаза. Всё это тривиально-виртуальное половое возбуждение, от которого рождается только визит к врачу.

Вы представляете стихи об этой любви?

Мы изгнали тех, кто дает стиль, моду, вкус к красоте, изящной словесности, кто делает политиков, кто сохраняет жизнь мужей.

На них кричат в больницах:

– Вы кто – врач?

– Я не врач, – говорит она тихо. – Но я борюсь за жизнь своего мужа, больше некому в этой стране.

Они – эти женщины – сохраняют для нас наших гениев.

Потеряем их – уйдут и их мужья, люди конкретного результата.

Останутся трескучие бессмысленные политики и несколько олигархов, личная жизнь которых уже никого не интересует. Они ее вручают в совершенно чужие руки. Вопрос только в том, станет ли иностранная медсестра за большие деньги временно любящей женой.