Матвей Ганапольский - Чао, Италия!

Он был в Америке, выступал на генеральной сессии ООН.

Если вдуматься, эта «революция» произошла сравнительно недавно, в 70-х. До этого максимально, что мог себе позволить папа, – это сесть в карету и поехать в свою резиденцию в Кастель Гондольфо, за тридцать километров. Хотя, папу никто и никогда взаперти не держал – его держали традиции.

Но в Ватикане традиция – это и есть правило.

Что же касается папы Войтылы, то он оказался грандиозным реформатором. И дело не только в его поездках. Он даже имя себе взял Иоанн Павел, где есть имена двух его предшественников – Иоанна XXIII и Павла VI, которых он считал своими учителями.

Первый и сделал его кардиналом.

Это так называемый «хороший или добрый папа», «Papa buono», а еще «красный папа», потому что он первый начал общаться с коммунистами.

Так вот, папа Войтыла успел совершить сто пять зарубежных поездок. Он побывал везде, где можно. Он был шестнадцать раз в Африке, был на Святой земле.

Но и нынешний папа Рацингер, в свою очередь, совершил на момент нашего разговора тринадцать поездок за пределы Италии и уже дважды бывал в Германии, был в Испании, Турции, Бразилии, Польше.

В Польшу, между прочим, у него была очень трудная поездка, потому что его все время сравнивали с предшественником. И, кстати, возвращаясь к разговору о языках, за шесть дней пребывания в Польше он не сказал ни одного слова по-немецки. Он говорил только по-польски, правда, провел одну встречу по-французски с дипкорпусом.

В его маршрутах – Северная и Южная Америка, Западная Африка, Ближний Восток, Чехия. То есть, я хочу сказать, что поездки по миру – это уже новый миссионерский стиль.

Это не то, как когда-то писал Василий Андреевич Жуковский: «И в Африку смиренно понесли священный дар учения Христова…». Теперь другое время, теперь они уже на самолетах летают.

Букалов закончил повествование и испытующе посмотрел на меня.

– Что? – буркнул я мрачно.

– Папой будешь? – хитро спросил Букалов.

– Повременю, – сказал я, глядя в сторону. – Я как Чапаев.

– В каком смысле?

– Я ихних языков не знаю!..

– Когда в Москве умер Алексий II и избрали Кирилла, то в обществе возникла непростая дискуссия, вокруг оценки деяний предстоятеля церкви.

Вот выбирают патриарха, а каковы должны быть его качества? И вообще, какова роль этой фигуры?

Кто он – духовный лидер?

Но православная церковь общинна, по сути.

Может он просто «главный администратор»?

Но администратор не произносит проповеди.

Так что этот вопрос оказался непростым.

А кто такой, в этом контексте, римский папа?

– Мне, пожалуй, на этот вопрос ответить легче, чем оценить истинную роль патриарха, – уточнил Букалов. – Но, что касается фигуры патриарха Московского, вспомним, что есть довольно непростая история самого института патриаршества.

Как мы помним, царь Петр его упразднил, и много веков его на Руси не было. Не будем забывать и богоборческую политику коммунистов.

Поэтому можно смело сказать, что истинный облик российского патриаршества для нынешнего времени только формируется.

С другой стороны, папа римский, как мы с тобой вспоминали в начале нашего разговора – это абсолютный монарх, единоначальник. А что это значит для его окружения? Полное повиновение, абсолютная дисциплина! Кардиналы, конечно, могут обсуждать решения папы, высказывать свои пожелания. Это называется синодальная форма общения. Синоды обсуждают важные темы – это могут быть темы региональные или международные. То есть, площадка есть.

Но, папское слово – закон!

– Идеальная вертикаль власти, – восхищенно отметил я.

– Да, и уже много веков. Иногда, конечно, за этой непререкаемостью может проскакивать какие-то нелогичности, но ничего не поделаешь: папа – это верховный владыка, верховный жрец, которому принадлежит последнее слово по всем вопросам. На папских престолах были случайные люди, но были и великие астрономы, великие собиратели книг и мудростей, знатоки наук. Но нынешние папы – это обязательно высокообразованные люди.

– Но я не помню, чтобы даже самых высокообразованных людей хоронили, как Иоанна Павла II, – я удивленно развел руками. – Когда он умер, весь мир отозвался, не только католики. А прощание с ним было воистину вселенским. Было ощущение, что все потеряли какого-то близкого человека. Мне это даже показалось несколько фальшивым.

– Фальшь не может быть вселенской! – резко возразил Алексей. – Я имел честь общаться с Войтылой в то время, когда болезнь, к сожалению, уже держала его за горло – последние лет пять его жизни. Думаю, что такое уважительное отношение к нему было вызвано, прежде всего, тем, что при всем величии церкви, стоящей за его плечами, он был человеком невероятно естественным. То есть, это была не только персона, которую возят на специальных носилках и оттуда он благословляет верующих. Нет, все видели в нем простого человека, которому близки их беды. Войтыла был глубоко верующим человеком, очень внимательным к окружающим. Он плакал вместе с другими, когда был у постели умирающей матери Терезы в Калькутте, сидя рядом с ней на кровати и держа ее за руку.

«Можно долго обманывать кого-то одного, или недолго – но всех, но обманывать долго и всех нельзя» – ты помнишь эту мудрую фразу президента Линкольна. Так вот, даже Войтыла не смог бы обмануть весь мир, но, я клянусь тебе, что, общаясь с ним, ты буквально чувствовал идущую от него святость.

Я уверен, что он будет провозглашен сначала блаженным, а потом и святым, потому что его считали святым при жизни.

Он был непростым человеком, иногда бывал резок в спорах. Я никогда не забуду одну историю. Однажды группа одаренных детей из России устроила для папы концерт в его загородной резиденции Castelgandolfo. Они начали с Шопена, и понтифик буквально растаял – понятно, какое наслаждение поляку слушать Шопена. И в этот момент – а дело было во внутреннем дворе – сбоку упала кадка с пальмой. Она упала с громким стуком. Концерт слушали где-то человек сто, и когда кадка упала, то в разных концах двора вскочило человек двенадцать молодцов, руки которых автоматически потянулись к поясам – всем зрителям сразу стало понятно «кто есть кто».

Что касается папы, то он просто посмотрел на начальника охраны.

Скажу так: я не хотел бы никогда получить подобный взгляд.

Этот взгляд испепелял.

А с другой стороны, однажды мы в самолете, который летел в Лурд, ходили к нему здороваться, потому что он уже тогда не ходил, и летал туда просто как больной, чтобы испросить исцеления у Лурдской Божьей Матери. А я в тот момент поцарапал ухо, и на нем был наклеен малозаметный пластырь. Так вот, я подошел, наклонился, чтобы поздороваться, а он, хотя уже хуже видел и чувствовал себя неважно, спросил: «А что у вас с ухом»?